— Мы должны познакомиться с тобой, — сказала она ему. — Я люблю таких маленьких мальчиков.
Она села в низкое кресло, держа малыша на коленях, и покрыла его лицо поцелуями; слезы хлынули у нее из глаз, слезы, которых она не смогла бы сдержать, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Подняв глаза, она вдруг увидела Уилсон, бесцеремонно вошедшую в комнату. Леди Изабель едва не сделалось дурно; она чувствовала, что выдала себя. Что ей теперь оставалось? Придумать хоть какой-нибудь предлог. Как она могла настолько забыться?
— Он напомнил мне моих собственных детей, — сказала она Уилсон, стараясь овладеть собой и не показать слез.
Арчибальд, которого она уже выпустила из рук, стоял рядом, положив палец в рот, изумленно разглядывая ее очки.
— Когда потеряешь своих детей, начинаешь любить всех малышей!
Уилсон, почти столь же изумленная, как и Арчибальд, ибо ей подумалось, что новая гувернантка внезапно сошла с ума, проговорила что-то в ответ и переключила свое внимание на Арчи.
— Ах ты, непослушная маленькая обезьянка! Ты зачем убежал со щеткой Сарры? Вот что я Вам скажу, сэр: Вы сделались слишком дерзким и шумным для детской. Я расскажу об этом Вашей маме.
Она схватила ребенка и хорошенько встряхнула его. Леди Изабель бросилась к ней, воздев руки, с мольбой в голосе.
— Ах, не бейте, не бейте его! Я не могу видеть, как его бьют.
— Бьют! — эхом отозвалась Уилсон. — Хорошая трепка пошла бы ему на пользу, но он ее никогда не получает! Я могу лишь встряхнуть или шлепнуть его, а этого явно недостаточно. Вы не поверите, мадам, что за упрямец этот мальчишка — он переходит все границы! Двое других детей не натворили и четверти того, что сумел сделать он один. Подумайте только! Мне придется поставить засов на двери детской, на самом верху — и тогда он станет карабкаться по дверному косяку, чтобы отворить ее.
Последнюю фразу Уилсон адресовала гувернантке перед тем, как потащить Арчи в детскую. Леди Изабель рухнула в кресло в самом подавленном настроении. Подумать только: это ее дитя, и она даже не может сказать служанке: «Не смейте бить его!» Она спустилась в серую гостиную, где ее ожидали накрытый завтрак и двое других детей. Когда она вошла, Джойс вышла из комнаты. Грациозная девочка восьми лет и хрупкий мальчик, годом моложе, с красивыми чертами лица, как у нее когда-то, с ее ярким и нежным румянцем, с большими, кроткими карими глазами. Как же она истосковалась по ним! Однако сцена, происшедшая только что наверху, не должна была повториться. Она все-таки наклонилась и поцеловала их обоих по одному разу, совершенно бесстрастно на вид. Люси была от природы молчаливой, а Уильям любил поболтать.
— Вы наша новая гувернантка, — сказал он.
— Да. Мы должны стать хорошими друзьями.
— Почему бы и нет? — ответил мальчик. — Мы были хорошими друзьями с мисс Мэннинг. Я скоро начну учить латынь — как только пройдет мой кашель. Вы знаете латинский язык?
— Нет. Не настолько, чтобы преподавать его, — сказала она, тщательно избегая всяких ласковых обращений, готовых сорваться с губ.
— Папа сказал, что Вы почти наверняка не знаете латинского, поскольку это — редкость среди женщин. Он сказал, что ему придется попросить мистера Кейна позаниматься со мной.
— Мистера Кейна? — повторила леди Изабель, внезапно вспомнив это имя. — Учителя музыки?
— Откуда Вы знаете, что он был учителем музыки? — воскликнул проницательный Уильям, и у леди Изабель кровь прилила к лицу от ее очередной оплошности. Еще больше заставили нашу героиню покраснеть ее собственные уклончивые слова о том, что она когда-то слышала про него от миссис Латимер.
— Он действительно учит музыке, но, поскольку на этом много не заработаешь, он еще преподает классические языки. Он учит нас музыке с тех пор, как уехала мисс Мэннинг: мама сказала, что мы не должны терять времени даром.
Мама! Это слово резало ей слух, ибо он применил его по отношению к Барбаре.
— Так кого же он учит? — поинтересовалась она.
— Нас обоих, — ответил Уильям, показывая на себя и на сестру.
— Вы всегда на завтрак пьете молоко с хлебом? — спросила она, заметив, что стоит на столе.
— Иногда оно нам надоедает, и тогда нам дают разбавленное молоко и хлеб с маслом или же мед; а потом мы снова завтракаем хлебом и молоком. Тетя Корнелия считает, что мы должны есть именно их: она говорит, что папа только этим и завтракал, когда был маленьким мальчиком.
Люси подняла голову.
— Папа дал мне яйцо, когда я завтракала с ним, — воскликнула она, — а тетя Корнелия сказала, что это не пойдет мне на пользу, а папа все равно дал мне его. Я раньше все время завтракала с ним.
— А почему ты сейчас не делаешь этого? — спросила леди Изабель.
— Не знаю. Мы перестали завтракать вместе, когда здесь появилась мама.
В глубине души, почти помимо собственной воли, она едва не назвала Барбару мачехой. Пыталась ли миссис Карлайл отдалить детей от их отца?
Когда завтрак был закончен, она задала им несколько вопросов об их занятиях, отдыхе, распорядке дня.
— Но это же не классная комната, — воскликнул Уильям, когда она спросила их об учебниках.
— Разве нет?
— Классная комната — наверху. А эта гостиная предназначена для приема пищи нами в течение дня, а также для Вашего вечернего отдыха.
В этот момент в холле послышался голос м-ра Карлайла, и Люси чуть не бросилась туда. Леди Изабель, опасаясь, что он тоже может войти, если покажется ребенок, поспешно удержала ее.
— Останься, Изабель.
— Ее зовут Люси, — сказал Уильям, вскинув на нее глаза. — Почему Вы называете ее Изабель?
— Я думала… мне показалось, я слышала, как ее называли Изабель, — запинаясь, ответила бедняжка, пришедшая в полное смятение от своих постоянных промахов.
— Меня зовут Изабель Люси, — вмешалась девочка. — Но я не знаю, кто бы мог сказать Вам об этом, так как меня никогда не называют Изабель, с тех пор, как… Сказать ли Вам? С тех пор, как ушла мама, — закончила она, понизив голос. — Та мама, которая была раньше.
— Она ушла? — воскликнула леди Изабель, взволнованная и сама не ведавшая, что говорит.
— Ее похитили, — прошептала Люси.
— Похитили? — удивленно переспросила Изабель.
— Да. Иначе бы она не ушла. У папы гостил один нехороший человек, и он украл ее. Уилсон говорит, она знала, что он похититель людей, еще до того, как он забрал маму. Ее звали Изабель. Папа сказал, чтобы меня впредь называли только Люси, а не Изабель.
— Откуда ты знаешь, что это сказал твой папа? — задумчиво спросила леди Изабель.
— Я сама слышала. Он сказал это Джойс, а Джойс передала слугам. Я и тетрадки подписываю только именем Люси. Я писала «Изабель Люси», но однажды папа заметил это, перечеркнул имя «Изабель» карандашом и велел показать тетрадь мисс Мэннинг. С тех пор она разрешала мне подписываться только как Люси. Я спросила ее, почему, и она ответила, что папа предпочитает это имя, и велела не задавать вопросов.
