Да, приходилось – много лет тому назад. Она подменяла другого, заболевшего внезапно, педагога и в течение недели читала своему классу историю об Иосифе и его братьях. Это было совсем нетрудно.
– Об Иосифе и его братьях?
– Да. Очаровательная история о семье, которая поселилась в Африке, следуя за одним из братьев, очень важным чиновником. Тексты в «Книге Бытия» представляют собой маленькие отдельные рассказы, которые могут быть интерпретированы и так и этак. В данном случае речь идет о семье, которая еще не превратилась в нацию; в этой семье идеей, обуревавшей главу семейства, патриарха ее, было желание произвести на свет как можно более многочисленное потомство, а потому кто-то один должен был следить за стадами овец, но остальные, женившись, раз за разом сталкивались с ужасным для них обстоятельством, повергавшим их в ужас – у их женщин возникли серьезные проблемы с зачатием. Однажды Шули и я отправились на поминки по отцу одного из наших друзей, но вместо разговоров о скончавшемся, они пригласили к себе некоего человека, кого-то вроде лектора, семейного их наставника, не то писателя, не то поэта, который начал вдруг, оживившись, устанавливать связь этого события с историей Исаака, показав тем самым, сколько сокровищ скрывается в старинных текстах – подобно тому, как в давно уже заброшенных шахтах находят самородки золота. Этот, кто бы он ни был, наставник или лектор, попытался изложить нам, необразованным, всю историю о похищенном, связанном и брошенном в сухой колодец сыне, над которым уже блеснуло кривое лезвие ножа в руках одного из вероломных его братьев, «взглянув на это снизу, из ямы…»
Было уже три часа пополудни, и крепчающий ветер все сильнее вздымал пыль над равниной, ухудшая видимость, но не настолько, чтобы скрыть пятна от раздавленных насекомых на лобовом стекле.
– Самое время смыть всю эту гадость, – заметила Даниэла.
– Я, между прочим, – сказал ее зять, проигнорировав это замечание, – пришел к выводу, что все эти публичные лекции о Библии касаются, в основном, хорошо известных и до предела упрощенных тем: история Иакова и Исава, Песнь Песней, истории Иеффая и его дочери, Самуила и Саула, Давида и Авессалома, о любви Иакова и Рахили, о противостоянии Каина и Авеля, Самсона и Далилы. Рассказывать подобные сказки легко и приятно, ибо так можно избегать трудных сюжетов, не прикасаясь к тем жестоким подлинникам, в которых – то напыщенно, то неистово – слышен голос пророков.
– Ты говоришь о «Книгах Пророков?» Боюсь, что уже и не вспомню, когда читала ее после получения аттестата зрелости.
– Со мной было то же самое, пока не убили Эяля. Вот тогда я и перечитал их снова. Одного за другим, и в один прекрасный день совершенно неожиданно увидел, какое глубокое проклятие поразило потомство, гены этих людей.
– После того, как Эяля убили, ты принялся изучать пророков?
– Недолго и совсем немного, но очень интенсивно. Начало этому положил заместитель директора, точнее даже – генерального директора министерства иностранных дел, очень вежливый и очень религиозный человек, который однажды предложил собрать миньян
[20] у нас в доме во время, когда мы держали семидневную поминальную шиву, и поскольку он был моим непосредственным начальником, и я знал, что если я рассчитываю получить какое-нибудь еще назначение на должность за границей, то именно от него будет зависеть, получу я ее или нет, я не мог отказать ему. Да я и не хотел этого делать… вот только я не учел, что суббота пришлась как раз на самую середину шивы, оставив лишь четыре утра для произнесения поминальных молитв. И поскольку он, кроме всего прочего, не стал настаивать, чтобы я наложил на себя филактерии
[21], я сказал ему: «пожалуйста, почему бы и нет?» Вы двое оставались в гостинице, в Иерусалиме, и Амоц, перед тем как прибыть к поминальной молитве, познакомился с ним и, кажется, даже подружился.
– Его имя было случайно не Михаэли? Или Рафаэли?
– Рафаэли. Да, точно – Рафаэли. Я никогда не мог понять, как ты ухитряешься помнить такие абсолютно никому не известные имена.
– Это из-за преподавания. Все эти заседания, на которых решается судьба учеников, которых я больше никогда не увижу. Рафаэли. К слову – Амоцу он тоже понравился.
– Да я ведь и говорю – он человек хороший. Даже после того, как шива закончилась, он продолжал знакомить меня с религиозными предписаниями, инструкциями. Очень тактично, без всякого давления и, что еще более важно, без обычных при этом сентиментальных слюней. «Именно сейчас, когда ты переживаешь свое горе, – сказал он мне, – разреши мне познакомить тебя с текстами, о которых раньше, боюсь, ты даже не слыхал, но которые, возможно, облегчат тебе твою ношу».
И затем я, в самом деле, получил от него множество разнообразных распечаток и оригинальных текстов из современных журналов, о которых иногда даже спорил с ним, но вскоре мне стало совершенно ясно: этот путь – не для меня. Мост между неверующим и новообращенным к вере – неустойчив и хрупок. И тогда я сказал ему: «слушай, дружище, может быть, следует вернуться к началу, снова почитать хоть немного саму Библию, и тогда мы начнем с тобой все сначала?..»
Вот так я начал снова читать Библию с самого-самого начала. «Книга Бытия» оказалась просто прекрасной. Наши предки, матери, сыновья и их невесты, братья и сестры, соперничество и зависть. Кроме всего прочего, мне показалось, что отцы не проявляли слишком уж большого интереса к делам своих сыновей, за исключением Иакова и Иосифа, а если кто-нибудь из отпрысков учинял бесовство и кровопролитие, его изгоняли из дома или лишали поддержки и благословения.
Вслед за этим я – не слишком глубоко – погрузился в Тору, Пятикнижие Моисеево, откуда узнал о сражениях и конфликтах, начавшихся между Моисеем и толпой, которая «вышла из Египта» с ним вместе, рассчитывая, что он приведет их тут же к котлам, полным мяса, приправленного подливкой из лука и чеснока, но обрела вместо этого жесткую религию. Эти убогие души чувствовали, похоже, что вскоре выпадет на их долю, и начали восставать против этой, имеющей мировое значение, религии, с ее авторитетной и требовательной верой, скрепившей, словно булавкой, всю небольшую группу людей. Любопытно, что этот Рафаэли при всей его религиозности, сам рассказывал мне о существовании смелой теории, утверждающей, что Моисей не умер естественной смертью, а его прикончили сыны Израилевы. Мне так и хотелось сказать ему: «Если так, то они поступили плохо, ибо им стоило сделать это на тридцать, а то и на сорок лет раньше».
Но я не сказал ничего.
Единственное доброе слово, которого заслуживают все эти истории, изложенные в Торе, так это что язык их чист и не перегружен высокопарностью. Он правдив, точен и нет в нем многозначительной двусмысленности, которая так часто встречается в «Книгах Пророков». В Торе тоже содержится достаточно упреков и проклятий, но все они собраны в одном месте, а надежды и утешения – в другом, и так же устроен этот мир.
