8
Незадолго до приземления стюардесса вручила ей толстенный пакет израильских газет. Даниэла смогла только воскликнуть «ах!» и поблагодарить высокую и красивую девушку в темно-синей униформе.
– С вашей стороны очень мило, что вы не забыли о моей просьбе… но почему пакет такой тяжелый? У нас в Израиле выходят всего три газеты…
– Этого я не знаю, – призналась стюардесса. – Я собрала все, что смогла. Вплоть до финансовых приложений, спортивных журналов и объявлений. Совершенно не представляю, что именно более всего интересует живущих в Африке израильтян, а к чему они равнодушны. Так что…
– Ничего… ничего… большое спасибо… я найду, что с ними делать.
На самом деле она вовсе этого не представляла. Но кто же выручил ее, придя в последнюю минуту на помощь? Да не кто иной, как проголодавшийся юный сосед, который сгреб тяжеленный пакет и ловко втиснул его в сумку на колесиках (подарок от компании Эль-Аль); более того, он докатил ее прямо до автобуса, уже давно ожидавшего последних пассажиров рейса, чтобы доставить их в терминал.
– Ну, вот, – шутливо заметил он, переводя дыхание, – вот я и рассчитался с вами за дополнительную порцию, без которой я, наверное, умер бы от голода.
А она, подхватив шутку и улыбаясь одними глазами, сказала в свою очередь, что никакое доброе деяние не пропадает даром, и что если бы она не поддержала вовремя его слабеющие силы, то у него не хватило бы их, чтобы докатить до автобуса не только тяжелую сумку, но и просто дойти до распахнувшихся дверей. После чего молодой человек позволил себе проявить интерес к целям путешествия этой вежливой и приятной, пусть даже чуть более пожилой, чем хотелось бы, попутчицы и она, нисколько не стесняясь и не чинясь, поведала ему о зяте, пребывавшем в свое время в должности поверенного в делах… Но она не успела ни единым словом упомянуть о смерти сестры, потому что в ту минуту, когда она готова была сделать это, кто-то громко выкрикнул ее имя из дальнего конца автобуса: «Госпожа… госпожа Даниэла… Учительница!!! Это вы? Не могу поверить! Это на самом деле вы? В Африке?»
Огромная рыжеволосая женщина, которую самый завзятый оптимист не посмел бы назвать юной, на самом деле была несколько лет тому назад ее ученицей. Успела ли она окончить школу прежде, чем вышла замуж? Так или иначе, это была она, и сейчас она прокладывала путь к Даниэле, раздвигая плотную толпу мощным плечом, не переставая восклицать: «Госпожа Даниэла! Боже мой! Вот так встреча!»
Вскоре она уже стояла рядом. Она прилетела в Найроби, ибо здесь находился теперь ее дом, в котором она жила со своим мужем, работавшим в большой строительной фирме. Но не было ни дня, торопливо убеждала она Даниэлу, за все эти годы не было ни дня, чтобы она не вспоминала самую любимую молодую преподавательницу английского, которая, не жалея сил, вбивала в них не только знание грамматики, но и любовь, всеобъемлющую любовь к этому, по ее мнению, самому важному из существующих языков.
– Вы не поверите, – тарахтела она, привлекая к Даниэле внимание всего автобуса, – вы не поверите как мы, девочки (и говоря это, она ни на миг не замечала, что выглядит нисколько не моложе Даниэлы), да, все девочки, как одна, клянусь, я знаю, что говорю, до сих пор вспоминаем, какое терпение и любовь вы проявляли, заставляя нас учить наизусть реплики и монологи из «Короля Лира». При том, что ни для одной из нас английский не был родным. О, это было нелегко… А что же теперь? Вы что, бросили преподавать английский?
– Я не бросила преподавать английский, – отвечала Даниэла с улыбкой. – И до сих пор работаю в той же самой школе. Не так уж я стара, как тебе кажется.
– Нет, нет. Боже сохрани! – восклицала толстуха, обнимая ее. – Вовсе не это я хотела сказать. Просто некоторые утверждают, что преподавание не способствует улучшению здоровья… особенно эти кондиционеры… они так сушат кожу… и вообще… но если у вас хватает еще энергии… и вы еще по-прежнему любите Шекспира… да благословит вас Господь!
Даниэла рассмеялась. Нет, школа та же, но что касается Шекспира… Шекспира больше нет. Отменен. Отправлен на пенсию. А вместо него много лет назад в программе появились американские авторы, пишущие короткие рассказы. На другом, не шекспировском языке. Так что она не занимается теперь натаскиванием учеников, желающих получить аттестат зрелости, а читает сказки малышам из начальных классов.
– Начальных классов?! Вы?! Но почему?
– Почему? Как бы это помягче сказать… Возникли некоторые проблемы с дисциплиной у старшеклассников…
– Проблемы с дисциплиной? У вас? – Бывшая ученица была изумлена. – Мы, – сказала она, – мы не просто обожали вас… мы вас даже боялись.
– Это правда, – со смехом подтвердила Даниэла, которая по временам ощущала этот пополам с любовью охватывающий ее школьный страх. – Но тут ничего уж не поделаешь. С того момента, как умерла моя старшая сестра, я стала чуть-чуть медленней… а, может быть, даже в какой-то мере даже рассеянной, и нашлись девочки, которые… скажем так, сумели этим воспользоваться.
На этот раз бывшая ученица была неподдельно огорчена.
– Это бывает, это временные неприятности, поверьте, – утешала она свою учительницу, которая вообще-то не нуждалась в утешении подобного рода. – Не сомневаюсь, что очень скоро вас опять пригласят преподавать в старших классах.
– Все может быть, – отвечала Даниэла, катя свой чемодан по направлению к терминалу, – Но в настоящее время я всем довольна. Учить малышей – это, все-таки, легче и отнимает меньше времени, чем исправлять огрехи старшеклассников… особенно перед выпускными.
Когда же экс-ученица, ставшая к настоящему времени молодой бабушкой, уразумела, что Даниэла движется не к выходу через паспортный контроль, а, скорее всего, к полутемному залу ожидания, где в самых разнообразных позах ждали дальнейших рейсов транзитники, к которым на целых шесть часов готова была присоединиться Даниэла, она со всем своим темпераментом обрушила на нее настоящее африканское гостеприимство. Что? Сидеть и ждать шесть часов? А если это будет семь? Или восемь? В то время как у них с мужем есть прекрасный дом, просторный и тихий, с огромной гостевой комнатой и со всеми европейскими удобствами. И пусть он находится на определенном расстоянии от центра города, никакой беды в этом нет, ее муж позаботится о том, чтобы их машина с личным шофером точно в срок доставила бы ее к самолету.
Даниэла колебалась. Звучало все это заманчиво. Она и в самом деле нуждалась в отдыхе, а предложение бывшей ученицы звучало вполне искренне и разумно. Но оставалось обещание, которое она дала мужу – не покидать аэропорт. И это останавливало ее. Если, не дай Бог, произойдет нечто такое… ну, хотя бы непредусмотренный перенос или даже отмена рейса, как сможет она оправдать нарушение обещания, пусть даже вырванного из нее силой в последнюю минуту? Что сможет сказать в свое оправдание Яари, который всегда, и особенно с момента смерти ее сестры, пекся о ее безопасности – чем дальше, тем сильнее…
Она смотрела на бывшую ученицу, которая отныне в ее памяти останется, в основном, из-за рыжих, почти красных волос. Ну, на самом деле, билось у нее в голове, почему бы не воспользоваться этой совершенно фантастической встречей, не отдохнуть? В конце концов – что в этом такого… что с ней может случиться? Это едва не первая, попавшаяся ей на пути дама, живущая здесь, в Найроби, уже много лет, и нет никаких оснований у нее, Даниэлы, не верить, что ее вовремя и со всеми удобствами доставят в аэропорт – доставят вовремя и прямо к вылету. Она бросила взгляд вниз, рассмотрев проход, ведущий из общего зала в пространство, отведенное для пассажиров, ожидающих пересадки. Она увидела множество людей, ожидающих объявления по радио – взрослых мужчин, женщин и детей – последних было больше всего. Африканские дети ничем не отличались от любых других – они кричали, бегали, прыгали, смеялись, дразнились, играли и плакали – в зависимости от возраста; они перепрыгивали через чемоданы, сумки, мешки, рюкзаки и коробки, а когда им это не удавалось – спотыкались, потирали ушибы и бежали к матерям, время от времени с грохотом переворачивая урны. Перспектива провести в этом бедламе шесть часов с каждой минутой представлялась Даниэле все менее заманчивой.
