– Ты должен понять, – брюзжит он, перебивая Яари, – что если я за это возьмусь, то делать буду не для такого противного типа, как ты, а исключительно по просьбе твоего отца, которому я отказать ни в чем не могу. Не могу, – еще раз говорит заводчик. – Нашей дружбе с ним уже полвека. Пятьдесят лет. Ты можешь это понять?
Но Яари уже не в силах остановиться и расширяет перечень требуемых услуг. К почтенной даме требуется послать еще нескольких специалистов по борьбе с шумами для обнаружения источников грохота и писка попеременно доносящихся из электросистем.
– Если ты желаешь поэксплуатировать музыкальные таланты моего эксперта, – с удовольствием сообщает Готлиб, – ты должен будешь заплатить ей отдельно. Не за мой счет, это уж точно. Она должна будет отпроситься с работы как минимум на весь рабочий день официально.
– Э-э, погоди… минутку… она нужна нам также, чтобы разобраться с проблемами ветра и шумов возникающими в башне, и это уже точно не за мой счет.
– Ты имеешь в виду жалобы жильцов? С чего бы нам снова к этому возвращаться? Разве мы уже не решили этот вопрос раз и навсегда в инструкции по эксплуатации? Мы, кроме всего прочего, пришли к соглашению, что не несем никакой ответственности за что бы то ни было, произошедшее по вине проектной организации.
– Нет, Готлиб, нет… не спеши. Слушай… все это не так просто. Этим утром я был там, и эти завывания и грохот, в самом деле, невыносимы, так что и мне довелось встретиться с главой комитета жильцов, одним таким из осиротевших квартирных хозяев.
– Какого черта тебя понесло туда? – сердито перебил его Готлиб. – После того, как я наказал всем не шляться попусту возле башни и избегать встречи с этим парнем, который тут же сделает все, чтобы ты почувствовал себя виноватым за… за все на свете. Если они хотят вытряхнуть из нас мешок денег за то, в чем мы совсем не виноваты, если хотят остановить лифты и разобрать шахты, – пожалуйста. При одном условии – они должны быть готовы к тому, что им придется оплачивать каждую минуту работы технических бригад. Слушай, Яари, предупреждаю тебя, если ты ищешь приключений… ты их получишь, так как все шишки посыпятся на тебя. Все ветра на свете ни в какой форме и ни в каком виде – ты слышишь, Яари – меня не интересуют. Я – вне игры и умываю руки.
– Ты не можешь быть вне игры, – как можно спокойнее отвечал Яари. – У тебя нет выбора. Я дал слово этому жильцу, председателю комитета, что двое из нас вместе с архитектором и представителем проектировщиков найдут и устранят источник проблемы. И умыть руки, а затем исчезнуть ты тоже не сможешь. Потому что этим ты подорвешь мою репутацию, и если ты на это решишься, я предприму свои меры, и ты потом горько обо всем пожалеешь. Слезами обольешься.
– Ты это серьезно? Хотя бы намекни! Что, например?
– Например? Ну, вот тебе для начала: заказ министерства обороны на партию новых лифтов. Можешь мне поверить: если мы закажем их в Китае, сбережем нашему государству кучу денег.
На том конце трубки наступило полное молчание. До Яари доносилось лишь тяжелое дыхание промышленника, который почувствовал вдруг, какая глубокая рана может быть нанесена его кошельку.
– Яари… – выдавил он, наконец, из себя.
– Это я.
– Похоже, ты меня шантажируешь?
– Если тебе нравится это слово, называй это так.
– А ты не думаешь, что я тоже могу тебя шантажировать?
– Уверен совершенно, что любой в этой стране может найти для этого подходящую цель. Иммунитета нет ни у кого.
– Включая тебя.
– Конечно.
– И так ты обращаешься с человеком, которого несколько минут тому назад назвал членом вашей семьи?
– Именно потому, что считаю тебя членом нашей семьи, – произнес Яари, ухмыльнувшись.
– Смотри, парень… я буду жаловаться на тебя твоему папе.
– И правильно сделаешь. Тем более, что именно он и подал мне эту идею – как надавить на тебя.
– Значит оба вы, сукины дети, решили испортить мне выходные.
– Никто ничего не испортил, Готлиб, дружище. Ведь все это время мы говорим не о деньгах, а о дружеской помощи. Чего все эти ветра, разбойничающие в лифтовых шахтах, хотят от нас? Разве мы не должны положить этому конец? И у нас есть для этого только наше терпение и собранность. Чтобы с почетом выйти из ситуации.
12
Снаружи небеса разверзлись, и стремительный ливень без предупреждения обрушился на ферму, но на кухне все кипело: в котле и кастрюлях готовилась пища для оголодавших на раскопках ученых, которые должны были прибыть завтра всей командой и оставаться на базе до конца недели. Ирмиягу сидел, подперев голову руками, как если бы она, отвалившись от перенапряжения, могла вот-вот покатиться по столу меж грязной посуды. Его ночной рейд на раскопки (цели которого до сих пор оставались неясными Даниэле) оказался особенно утомительным; друзья Сиджиин Куанг – звезды и луна – укрылись за грозовыми тучами, и оставалось рассчитывать только на деревья и ветер, которые то и дело подводили ее. Сейчас у него не было сил даже для того, чтобы просто сидеть с открытыми глазами, а потому он, ступая тяжело и неуклюже, поплелся в свое временное жилище, пока его свояченица, стоя у огромного обеденного стола, следила за работой поваров, улыбаясь при этом дружелюбно, но и с тревогой. Африканцы улыбались ей в ответ, их тянуло к этой немолодой белой женщине, и они с неподдельным интересом расспрашивали ее о рецептах израильской кухни, предлагая попробовать на вкус их собственные блюда, все новые и новые, пока она, подобно своему зятю, не решила удалиться к себе в комнату.
Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и сверкающее, ослепительное солнце выкатилось, чтобы наполнить этот мир благоуханьем. Вдохнуть его было так заманчиво… но после выговора, полученного от зятя, она не решилась покинуть лагерь и отправиться в одиночку пусть на самую краткую прогулку.
Ей казалось, что ее визит длится уже очень долго. Пора возвращаться? К слову сказать, сегодня можно было улететь рейсом из Морогоро до Найроби, а оттуда она могла бы добраться до Тель-Авива к завтрашнему утру с одной пересадкой в Аммане. Но смена авиалинии и пребывание в Аммане – как и в любом другом месте – наверняка встревожит Амоца, не говоря уже о том, подумала она, что вряд ли имело смысл совершать, пусть даже для утешения, столь длительное путешествие из Азии в Африку, чтобы возвращаться обратно всего лишь через три ночи. И если бы только у нее были пятничные газеты, она вполне могла бы порадоваться обретенной свободе – без домашних хлопот и без мужа. Но куда бы ни обращала она свой взор, даже признаков печатного издания – все равно на каком языке – не находила, и ей оставалось только надеяться, что ко времени ее возвращения, во вторник, Амоц не выбросит все, что ей так хотелось бы прочитать. У одного из поваров она спросила, может быть, у кого-либо есть хоть какой-то транзистор, который принес бы ей вести из внешнего мира. Ее вопрос был всем понятен, только вот приемника, даже самого примитивного, у них не было. Но ее обнадежили: у возвращающихся с раскопок ученых что-то подобное есть; что-то снабжает их ежедневными новостями. Там, в каньоне, стоит огромная тарелка, в которой собираются все, самые интересные и важные истории на свете. Ну а пока что ей, похоже, предстоит еще некоторое время обойтись без связи с окружающим миром. Как бы не замечая его. Игнорируя…
