И даже если большая часть примет и символов, равно как и деталей, связанных с этим визитом в Африку, со временем сойдет на нет, забудутся и почти исчезнут, она знала, что до последнего дня своей жизни не забудет старого высохшего негра, который, в отсутствие ее мужа, так заботился о ней в огромной и пустой кухне, африканским утром, незадолго до наступления восхода.
3
Как бы сильно Яари ни хотелось избежать своей благотворительной миссии в Иерусалим, при любом раскладе не имевшей в его глазах никакого смысла, ехал он быстро. Все, что могло двигаться, – а также все, что не могло, – так или иначе устремлялось прочь из столицы к средиземноморскому побережью. В преддверии субботы Иерусалим превращался в провинциальный, заштатный город – не то чтобы попросту брошенный его обитателями, но заметно опустевший, а потому движение внутри становилось доступным и легким. Вот – еще нет и девяти, а он без труда нашел свободное место и припарковался на узенькой улочке напротив здания старого кнессета.
Время от времени дизайнерские проекты приводили Яари в эти места – не сказать, чтобы слишком часто в центр Иерусалима, обычно в предместья, где по преимуществу располагались новые административные постройки. Сегодняшнее посещение района вблизи старого кнессета можно было отнести к туризму, а раз так, он не упустил возможности посетить небольшую выставку черно-белых фотографий, повествующих о днях, давно минувших, но не исчезнувших вовсе под пылью времен. Хотя он, Яари, никогда не жил в Иерусалиме, а в 1950-х и 60-х у телевидения не было привычки навязывать зрителям городских политиков, он хорошо помнил выпуски кинохроники «текущих событий», непрерывно демонстрировавшиеся на экранах кинотеатров.
Вот премьер-министр и его кабинет прогуливаются запросто, без официальных мундиров и без сопровождения охранников, более похожих на громил; они просто идут среднего размера компанией посередине улицы короля Георга Пятого, где сейчас идет и сам Яари, и всего лишь парочка полицейских вполне справляется с проблемой обеспечения безопасности вокруг политиков.
Но почему же волны ностальгии захлестывают при воспоминании о добрых старых временах? Разве что-то изменилось существенно? Может быть, город выглядит как-то иначе, более современно. Нет, все такой же скромный кнессет, забросанный бутылками и камнями во время бурных дебатов по вопросу о том, принимать или нет немецкие репарации за преступления холокоста? Лучше, все-таки, не романтизировать непорочность прошлого? Может быть, следует сосредоточиться на настоящем? Он сориентировался на местности, а затем зашел в небольшое, уже открывшееся кафе на углу и заказал наисвежайший круассан и большую кружку кофе. Таким образом он с самого начала оградил себя от гостеприимства госпожи Беннет, случись такому произойти, оставляя за собой возможность откланяться и отбыть домой с осознанием выполненного долга. И не только потому, что ему не улыбалась перспектива предстать перед кем-либо в роли специалиста по ремонту отживших свое старых лифтов, но и потому еще, что ему было неприятно встретиться лицом к лицу с неизвестной старухой, которая, по словам отца, играла в его жизни какую-то роль, пусть даже сейчас она оставалась «девчушкой» восьмидесяти одного года.
Затягивать это сомнительное удовольствие он вовсе не собирался.
Когда, наконец, он прошествовал по ступеням лестницы, ведущей на четвертый этаж, было всего лишь двадцать минут десятого, что позволило ему подниматься не спеша, останавливаясь на каждой площадке лестницы на время достаточное, чтобы разобрать имена владельцев квартир. На последнем этаже позади железной лестницы, напоминавшей скорее корабельный трап, ведущий на крышу, находилась единственная дверь, с фамилией, выведенной на иврите и на английском: «Dr. Deborah Bennet, Psychoanalyst». Он не стал тревожить кнопку звонка, легонько постучав, как если бы хотел узнать, как обстоят дела со слухом у обитателей квартиры.
С этим, похоже, было все в порядке. Во всяком случае, голос хозяйки изнутри отозвался немедленно. Ожидала ли она, прислушиваясь, его прихода или заранее отодвинула засов – но дверь открылась навстречу Яари абсолютно легко. А в дверях стояла она, пожилая дама со светлыми некогда волосами, суховатая, в морщинах, но живая и миниатюрная. В руках у нее был телефон, и она продолжала разговор с далеким собеседником: «Да, да… это твой сын. Пунктуален, как его отец».
Яари понял сразу: эта весьма пожилая «девчушка» в свое время была куда как хороша, и если она, действительно, не была любовницей отца, то уж объектом его вожделения была бесспорно. И единственный вопрос, на который Яари хотел бы знать ответ: они встретились до или после смерти его матери.
– Это был твой отец, – сказала она, изящно помахивая рукой с зажатой в ней трубкой. – Он хотел убедиться, добрался ли ты до меня или еще нет. Может быть, ты хотел бы поговорить с ним?
– Нет, – ответил Яари. – Я поговорю с ним, когда вернусь.
– Нет, Юлик, – прижимая трубку крепче к уху, – твой сын решил переговорить с тобой только после того, как вернется в Тель-Авив. Так что прощай сейчас, дорогой мой, не беспокой нас больше.
Она вежливо убрала трубку и протянула Яари испещренную старческими пятнами руку.
– Благодарю тебя за то, что все-таки согласился приехать и повидаться со мной. Не беспокойся, я знаю, что ты, прежде всего, инженер, а не техник по ремонту, но если ты сумеешь поставить диагноз, я смогу поискать лекарство. Твой отец сказал, что он сегодня не смог отправиться на обычную прогулку по парку, так что если захочешь спросить у него что-либо, касающееся лифта, он готов тебе ответить.
– Мне не о чем спрашивать его, – перебил ее Яари. – И кстати – вам известно, что отец прикован к инвалидному креслу на колесах, и прогуливает его филиппинец?
Госпоже Беннет никто не рассказывал об инвалидном кресле, но она догадывалась о чем-то подобном, зная, что влечет за собой болезнь Паркинсона, и жизненные ее пути не раз пересекались с людьми, обреченными доживать свои годы в инвалидных креслах, с людьми, которые стыдились своей болезни и переставали навещать ее, хотя она до конца не понимала – почему. Из-за того, что у них тряслись руки? Но тремор – это все равно одно из свойств человеческого тела…
Яари изучал ее.
– Мой отец… в прошлые годы… он навещал вас?
– Конечно. После смерти твоей матери мы очень сблизились… мы были друзьями… больше, чем друзьями… насколько нам позволял возраст. Но, пожалуйста, сядь и выпей чашку чая, чтобы тебе хватило сил слушать, как воет что-то в моем лифте. У меня все готово… много времени тебе не потребуется.
На столе в гостиной, рядом с подсвечником, приготовленным к вечеру, и пятью свечами ожидали уже две изящные белые чашки, сахарница, коробочка с заменителем сахара для диабетиков, пакетики с чаем разнообразных видов и маленькие вазочки с печеньем и кубиками шоколада. Доминировала над всей этой красотой ваза с множеством цветов.
– Спасибо, я уже… в этом маленьком кафе рядом с кнессетом.
– Значит, ты не рассчитывал на меня, – резюмировала старая леди без какой-либо обиды. – Тебе, должно быть, стыдно, что от своего отца ты не узнал, насколько я гостеприимна. Наверное, в этом есть и моя вина – в том, что он забыл о тех днях. Но теперь ничто не мешает тебе подсластить эту горечь кусочком шоколада.
