В полдень он пригласил секретаршу на ланч, чтобы прояснить некоторые дела, оставшиеся нерешенными со вчерашнего дня. Ясное небо и неподвижный воздух подвигли официанта на прозвучавший не по сезону вопрос – где господа предпочитают сидеть – снаружи или внутри? Снаружи, решил Яари, это чудесная идея, и хотя секретарша ощущала определенную прохладу и, будь она одна, предпочла бы посидеть внутри, она не могла противиться соблазну посидеть со своим боссом в разгар зимы на солнечном просторном подворье. Присутствие шефа только усиливало ценность такого выбора. Но что ей пришлось сделать – так это плотнее запахнуть жакет с воротником из искусственного меха, сделавшего для нее несколько затруднительными одновременные манипуляции вилкой и авторучкой, которой приходилось записывать диктуемые ей инструкции.
Погода между тем постепенно теплела, и по мере того, как стихал ветер, его мобильник тоже перестал буйствовать. Потерявший сына квартиросъемщик из башни молчал, равно как и старая женщина, безмолвствовавшая в Иерусалиме, и даже неугомонный Готлиб не выходил на связь. Яари вернулся на работу и с глубокой симпатией вгляделся в лица своих подчиненных, казавшиеся ему сейчас необыкновенно умными. Затем он вошел в свой кабинет и распахнул окно. Вокруг любимого дерева разбросаны были сломанные ветви – добыча недавнего шторма, но эта естественная обрезка нисколько не убавила его очарования. Потому что вскоре ствол будет снова обвит безжизненными сейчас виноградными лозами, а затем распустятся прекрасные яркие цветы.
Могло ли оказаться, что Даниэла была права? Боялся ли Моран, на самом деле, резервистской службы? Являлось ли отрицательное его отношение маской, скрывавшей страх? Яари никогда не замечал признаков трусости у сына. Моран, как и его двоюродный брат Эйяль, служил в боевых частях; более того, в течение службы он получил офицерское звание. Спорить не приходилось – Даниэла часто читала мысли их детей лучше, чем он. Но страх?! Сейчас? В ситуации, когда на территориях было относительно тихо? Так разве не мог отец двух малышей, чья семья исправно платила свой долг по отношению к отечеству, попросить о некотором послаблении?
Амоц позвонил по мобильнику Эфрат, и, к немалому его изумлению, трубка была поднята мгновенно, однако голос в ней принадлежал его внучке.
– Нета, дорогая! Где ты? Не в школе?
– Сейчас же каникулы, дедушка. И Нади тоже сейчас гуляет.
– Где же вы в таком случае находитесь?
– Дома.
– Дома? Отлично. Самое лучшее место. Что вы делаете?
Играете?
– Нет. По телевизору сейчас показывают программу для детей.
– Телевизор? Что бы вы делали без телевизора?
– Ничего.
– Дорогая, позови мне маму.
– Мама вышла.
– Как? Вышла без мобильника? Как такое могло случиться?
– Могло, потому что она забыла его.
– Так кто же сейчас с вами? Бабушка?
– Нет. За нами смотрит девочка.
– Девочка? Что за девочка? Чья она? Кто?
– Просто девочка.
– Как ее зовут?
– Она не сказала.
– Нета, дорогая, дай мне эту девочку…
– Но она тоже сейчас смотрит телевизор.
– Это не имеет значения. Скажи ей, что твой дедушка хочет сказать ей что-то важное.
Телефонная трубка перекочевала в руки неведомой девочки среди детских воплей, доносящихся из телевизора.
– Кто вы, юная леди?
Ее зовут Михаль, сейчас она является бэбиситтером, ей десять. Она живет в соседнем доме.
– И что же там у вас сейчас происходит, Михаль?
– Ничего…
И Яари почувствовал, что при мысли о невестке его захлестывает ярость…
10
В Дар-эс-Саламе дождик мягок и скучен, и перед тем как покинуть банк Ирмиягу купил своей родственнице зонт, а еще нанял босого носильщика с огромной соломенной корзиной, которая крепится ремнями к спине – в ней будут находиться покупки, сделанные на рынке.
– Тебе на самом деле необходимо увидеть то место? – снова спросил он. – Это ведь просто обычное место на рынке, неподалеку от небольших лавок. Там нет ничего особенного.
Но гостья была решительно настроена встать на то самое место, где смертельный удар настиг ее сестру. Это и было причиной, по которой она совершила долгое путешествие из Израиля.
Он взял ее за руку и бережно повел, обходя лужи, мимо палаток и лотков, пока они не пришли к лавке, торгующей садовым инструментом, где, после внимательного изучения выставленного инвентаря, он наполнил корзину носильщика маленькими лопатками, рыхлителями для почвы, аккумуляторами различных размеров, фонарями и керосиновыми лампами. Увенчал он список покупок несколькими стальными ножами, которым тоже нашлось место в корзине. Затем они двинулись вдоль фруктовых и овощных рядов, пока не дошли до мясного и рыбного отделов. Здесь, в небольшом скверике, висела растянутая сеть, два индийца томились в ожидании белого администратора, который должен был оплатить им поставки рыбы за два последних месяца, что тот и сделал, сделав, кроме того, новый заказ.
– В то утро не собиралась ли она прогуляться по пляжу?
Ирмиягу пожал плечами.
– Как знать… положа руку на сердце, я думаю, что это вполне возможно, потому что ей это нравилось больше всего. Поскольку с той поры, что вы бродили вдоль моря вместе, это связывало ее память и с жизнью в Израиле, и с вашими разговорами во время этих прогулок. Но после твоего отъезда одна она ходить разлюбила.
– Потому что меня не было рядом? – Голос Даниэлы дрожал и то, что она узнала о скорби своей сестры, напомнило ей о ее собственном горе.
Они дошли до открытого пространства, где торговали готовой одеждой, которой были увешаны все прилавки и стенды – платьями, цветастыми рубашками, рулонами тканей из Индии… и словно ниоткуда, как будто из центра земли, возник возле них еще один носильщик, корзину которого Ирми заполнил армейскими шерстяными одеялами – холодными ночами им предстояло согревать кости ученых мужей. Израильская гостья, затерявшаяся меж толпами прохожих самых невообразимых рас, вздрогнула, как от удара; она узнала то место. Она остановилась и застыла сейчас абсолютно на том же месте, где в предыдущий ее визит Шули и Амоц стояли с нею вместе у крохотной лавчонки. Подняв глаза, она увидела натянутую над ее головой веревку, на которой висело, неотличимое от надетого на ней сейчас, платье. Вот это и есть то самое место, – сказала она себе самой. – То самое.
И в ее памяти возник образ Шули, неизменно решительной, отвергающей настойчивые попытки Амоца убедить ее купить такое же платье, какое только что приобрела Даниэла…
Администратор научной экспедиции тем временем сыпал монеты и совал небольшие банкноты в протянутые к нему ладони: взамен при расставании эти люди крепко сжимали его в дружеских объятиях, но прежде чем он успел двинуться по направлению к следующему прилавку, Даниэла удержала его, схватив за рубашку.
