Джейн понимает, что не знает ничего. Столкнувшись с обманом Аты, она не задала нужных вопросов. Джейн так рассердилась, и ее разум так затуманился, что она поневоле только кричала и кричала на Ату, пока ярость не успокоилась и она не почувствовала стыд в голосе собеседницы, обычно такой уверенной в своей правоте.
Джейн встает и стряхивает крошки с юбки.
– Пойду поговорю с ней.
– Джейн, не надо…
Джейн уходит, прежде чем Рейган успевает встать; оставляет поднос – пусть его убирает Рейган. Сердце у Джейн колотится. Она видит перед собой стол, за которым сидят Сегундина, Делия и другие. Любимая люстра Джейн светит над их головами. Сегундина сгорбилась над своей тарелкой, как будто ест из корыта.
– Сегундина, – говорит Джейн, возвышаясь над ней.
Она знает, что должна развернуться и уйти, но не в силах этого сделать.
Разговор за столом утихает. Несколько хост открыто глазеют на Джейн, даже не делая вид, что едят.
Сегундина поднимает глаза, и Джейн с удивлением видит в них страх.
– Садись, Джейн! – настойчиво предлагает Делия, подвигаясь так, чтобы Джейн могла занять место между ней и Сегундиной. – Сядь, пока не увидели координаторы.
– Как твой ребенок, Джейн? – спрашивает Кармен.
Джейн она никогда не нравилась. А недавно она подслушала, как Кармен шепотом, достаточно громким, чтобы Джейн могла разобрать слова, заявила, что Джейн заносчива, бегает за американками, как ручная собачонка, и считает себя лучше других из-за ребенка, которого носит.
– С ним все в порядке, – отвечает Джейн напряженным голосом.
Все остальные молчат, как будто ждут, что она скажет еще.
– Ты получила бонус за третий триместр? Мой был невелик, но твой, верно, очень большой? – нетерпеливо спрашивает Делия.
Недавно она с завистью и тоской в голосе сказала Джейн, что носить ребенка миллиардера – неслыханная удача.
Джейн качает головой, взволнованная сыплющимися вопросами. Девушки смотрят на нее, обмениваясь взглядами и переговариваясь так тихо, что она не может разобрать слов.
– Из какой ты провинции? – спрашивает Джейн, поворачиваясь к Сегундине.
Сегундина крутит салфетку в руках.
– Я с Висайских островов. Бохоль…
– Висайи? Ах, вот как. Тогда откуда ты знаешь Ату Эвелин?
Сегундина колеблется, ее взгляд бегает по столешнице.
– Я тоже ее знаю. Она моя двоюродная сестра, – объясняет Джейн, стараясь скрыть нетерпение в голосе. – Но откуда ее знаешь ты?
Голос Сегундины понижается до шепота:
– Я знаю Ату Эвелин по общежитию в Квинсе.
– Как часто Ата оставляла с тобой ребенка…
– Больше никаких вопросов! – шикает Кармен. – Это запрещено. Ты сама знаешь, Джейн.
– Я просто разговариваю, – парирует Джейн, оглядывая стол в поисках поддержки, но все отводят глаза. Даже Делия.
– Сперва просто разговариваешь, а потом снова на нее донесешь! – восклицает Кармен, так сильно перегибаясь через стол, что Джейн видит, как раздуваются ее ноздри и оспины на лице становятся отчетливей.
Джейн испуганно смотрит на Сегундину, закрывшую лицо руками.
– У тебя были неприятности? – спрашивает Джейн. – Из-за меня?
– Не отвечай ей, Сегундина! Ты только потеряешь еще больше денег. Она не заботится о правилах, потому что скоро будет богата! – выпаливает Кармен по-тагальски, слова слетают с ее губ одно за другим.
– Я на нее не доносила! – отвечает Джейн, но без гнева, только с удивлением.
– Тогда кто же? – огрызается Кармен.
Джейн лихорадочно соображает. Рейган сказала Лайзе? Лайза доложила госпоже Ю?
– Когда ты попала в беду? – спрашивает Джейн Сегундину, переходя на тагальский.
Сегундина опускает руки и поднимает голову.
– Это случилось на следующий день после нашего разговора. Госпожа Ю позвала меня в кабинет…
– Простите, леди! – неожиданно произносит за их спинами координатор, с которой Джейн разговаривала недавно. Та, чья дочь отпраздновала день рождения фейерверком. Все вокруг стола замолкают. – Вы забыли, что в «Золотых дубах» разрешен только английский?
Сегундина и Джейн виновато смотрят друг на друга. Кармен лепечет:
– Мэм, дело в том, что…
– Привет, Джейн. Не видела, что ты тоже здесь, – улыбается координатор, и ее дружелюбие вызывает у Джейн чувство стыда.
Уже более мягким голосом координатор говорит, что она хорошо понимает: родной язык удобнее, особенно для Сегундины, которая здесь новенькая.
– Но вы должны придерживаться английского, леди. В противном случае остальные могут подумать, что ими пренебрегают!
Координатор отходит, но остается в пределах слышимости.
– Пошли отсюда, – объявляет Кармен с утрированным американским акцентом.
Она бросает на Сегундину сердитый взгляд и встает. Сегундина, спотыкаясь, поднимается на ноги и складывает столовые приборы и салфетку на поднос. Она избегает смотреть на Джейн. Другие сидят тихо, наблюдая за их уходом. В конце концов разговор возобновляется, еда съедается. Джейн замечает взгляды в свою сторону, но игнорирует их.
Пугливость Сегундины. Понесенное ею наказание.
Кто рассказал госпоже Ю?
Рейган бы никогда ей не доверилась. Лайза ее ненавидит.
Может, ее и Сегундину в тот день подслушала одна из координаторов? Но их не было рядом, Джейн уверена в этом, она всегда очень осторожна.
Разве только…
Джейн оглядывает стол. Женщины ковыряют яичницу, потягивают зеленый сок. Сплетничают, смеются и украдкой посматривают на нее. В тот день многие из них сидели рядом с ней и Сегундиной. У них у всех есть уши. И рты тоже.
И все они нуждаются в деньгах.
Джейн делает глубокий вдох и закрывает глаза, собираясь с мыслями.
– Джейн! – шепчет Делия так настойчиво, что Джейн открывает глаза.
– Да?
Делия наклоняется ближе, так что ее губы оказываются всего в нескольких дюймах от ушей Джейн:
– Джейн! Скажи, что ты будешь делать со своими деньгами, когда разбогатеешь?
Рейган
Рейган просыпается с горячим туманом в голове. Она полыхает. Солнце сдвинулось за время сна, и она больше не лежит в тени зонтика у бассейна. Кожа вплавилась в ткань купальника. Она нащупывает на столике стакан, глотает нагретую солнцем воду, потягивается. Напряжение в мышцах – сладкая истома.
Она ловит себя на том, что напевает. Теряется в небе над головой, бесконечном и синем. Внутри ее зашевелился сын Келли. Он любит двигаться, когда Рейган замирает, и лежит неподвижно, когда она ходит. Она посылает ему безмолвный привет. Наслаждается солнцем на коже, пушком на своем животе. Нет рака, нет больше страха и паранойи (мыслей, что «Золотые дубы» ее доконают, а госпожа Ю лжет).
