У Аты много клиентов, которые ее уважают. Они шлют рождественские открытки, просят помочь найти новую няню и отправляют ей по электронной почте газетные статьи. Но у нее нет никого, даже отдаленно похожего на семейство Малруни. Она не работает на своих клиентов достаточно долго, чтобы они полюбили ее так же сильно. Настолько сильно, чтобы их любовь распространялась на ее детей.
На самом деле Ата советовала Синтии не оставаться у Малруни. Это было одиннадцать лет назад, и Синтии требовалось поддержать своих сыновей, оставшихся в Давао
[89]. Малруни были друзьями клиентов Аты, и им нужна была няня. Ата порекомендовала Синтию. Когда Малруни попросили ее остаться после четырехмесячной работы с младенцами-близнецами, чтобы стать их постоянной няней, – оба родителя работали, причем мать зарабатывала больше, чем отец, – Ата посоветовала отказаться.
– Уход за младенцами оплачивается куда лучше, чем работа няни, имеющей дело с достаточно большими детьми!
Но Синтия предпочла одну семью, одну работу. Она не послушала Ату – и вот теперь воссоединится с сыном. И жить они будут в двухкомнатной квартире в Флашинге, которую Малруни помогли купить. Поначалу она не поверила Синтии – что же это за клиенты? Но мать близнецов получила важную работу. Теперь она большая шишка в банке на Уолл-стрит. Миссис Малруни так и сказала Синтии: «Мой успех стал возможен только потому, что каждое утро, когда я уходила на работу, и всякий раз, когда я оставалась допоздна в офисе, я не беспокоилась о своих детях, – то есть благодаря тебе».
Диос ко
[90]. Уж и не знаю.
– Уж и не знаю, правильный ли я сделала выбор, – не думая, произносит вслух Ата и смотрит на Роя, который глядит в пространство, как будто ее не слышит. Она принимается объяснять: – Увы, большинство семей не похожи на Малруни. Помнишь, я рассказывала тебе о моей подруге Махалии? В течение семи лет она была няней в некой семье, а когда они переехали, то даже не выплатили ей выходное пособие!
Насекомое, которое вилось вокруг Роя, садится ему на щеку. Ата решает, что это, должно быть, мушка. Комар давно бы его укусил. Но ей не нравится видеть муху сидящей на лице сына, словно тот тарелка с едой.
– Хиджо, там муха… – бормочет Ата дрожащим голосом.
Рой, сделай что-нибудь.
Джейн
Джейн идет в конференц-зал, где по воскресеньям служится месса. Она всматривается, силясь увидеть, что происходит за изящной застекленной дверью. За овальным столом, обычно используемым для деловых встреч, стоит отец Круз. Вокруг него в стоящих рядами креслах конференц-зала сидят, склонив головы, около дюжины хост. Кармен с важным видом восседает у окна за электронной клавиатурой, ожидая, когда священник подаст сигнал играть гимн.
Раньше хосты-католички собирались по воскресеньям в медиацентре, чтобы посмотреть мессу по телевизору. Никому из них и в голову не приходило спросить госпожу Ю, можно ли провести в «Золотых дубах» настоящую мессу, пока это не предложила Рейган. Джейн боялась даже приблизиться к госпоже Ю, так что пошла ее соседка, и госпожа Ю согласилась.
Джейн спешит в столовую. Она пропускает мессу. Сегодня она просто не смогла бы ее высидеть.
В коридоре одна из уборщиц пылесосит ковер, но перестает это делать, когда подходит Джейн. В доме престарелых и ее учили поступать так же. Когда мимо проходит один из посетителей или постояльцев, лишнего шума быть не должно.
Столовая почти пуста, только несколько ранних пташек в полудреме потягивают кофе без кофеина. По воскресеньям можно выспаться всласть, так как до середины утра никаких мероприятий не запланировано. Джейн знает, что Рейган еще лежит в постели. Она не жаворонок. Во всяком случае, она всегда так говорит Джейн, словно это столь же неотъемлемая особенность ее организма, как группа крови или цвет кожи. В доме престарелых Джейн часто начинала работать еще до семи утра. Когда она нянчила Генри Картера, то просыпалась всякий раз, когда просыпался он, в любое время ночи. Если кого-то можно назвать утренней пташкой, то Джейн скорее круглосуточная пташка, а это еще более важная черта натуры, чем привычка Рейган вставать поздно.
Джейн смеется, потому что счастлива.
– Привет, Джейн, – говорит координатор, замедляя шаг, чтобы поболтать. Она спрашивает Джейн, как та себя чувствует, и рассказывает о дне рождения своей дочери. Они запускали фейерверки, потому что прошло всего несколько дней после Четвертого июля
[91], и ее дочь пришла в ужас от шума. Координатор сжимает руку Джейн и наклоняется ближе: – Я слышала о приезде вашей дочери!
Джейн колеблется. Неформальный тон, дружелюбие, все это для нее еще ново. Координаторы общаются с ней именно так теперь, когда всем стало известно, чьего ребенка она вынашивает. И с тех пор, как она рассказала госпоже Ю о Лайзе и Хулио.
Или, может быть, сама Джейн стала другой.
– Да, я никак не могу дождаться, – признает Джейн, и ее наполняет безграничная радость.
– Надеюсь, вы и ваша дочь прекрасно проведете время!
Джейн подходит к стойке с едой. Еще так рано, что из блюд выложены только фрукты и йогурты. Она ждет кексов, задумчиво разглядывая потолок.
Когда госпожа Ю на днях позвала ее в свой кабинет, Джейн сразу подумала, что ребенок, несмотря на лечение, заболел болезнью Лайма. Но вместо этого госпожа Ю объявила, что ей «удалось убедить» клиентку и та разрешила Джейн увидеться с дочерью, дав добро на приезд по случаю недавнего дня рождения – первого в жизни девочки. Более того, Амалии разрешено остаться с Джейн на ночь.
– Я продолжаю твердить вашей клиентке, что инцидент с клещом объясняется внезапным помрачением ума. Вы образцовая хоста. Вы желаете всего самого лучшего не только для себя, но и для всей семьи «Золотых дубов», – объяснила госпожа Ю, сияя улыбкой.
Джейн поняла, что госпожа Ю имеет в виду Лайзу и Хулио. То, как она «сдала этих крыс». Эти слова она подслушала, когда Тася не так давно перешептывалась о случившемся с другой девушкой. Приезд Амалии стал наградой, или взяткой, или и тем и другим.
Итак, Джейн наконец увидится с дочерью.
Они с госпожой Ю обсуждали детали приезда, хотя до него оставалось еще несколько недель. Хозяйка «Золотых дубов» посоветовала поселиться в гостинице в соседнем городе и даже порекомендовала магазин игрушек, где Джейн могла бы купить Амалии подарок.
– Я полагаю, вашу малышку привезет двоюродная сестра? Кажется, ее зовут Эвелин?
Джейн до сих пор чувствует жар в груди, появляющийся при упоминании об Ате. Конечно, она должна ее простить – Ата стара, и у нее столько хлопот, – но не может. Пока. Всякий раз, когда Джейн вспоминает о своей дочери, оставленной с Сегундиной, – должно быть, Амалия испытывала смятение, чувствуя себя брошенной, – ярость охватывает все ее существо. Наверное, сидя в коляске посреди какого-то парка рядом с незнакомой женщиной, Амалия думала, что ни Джейн, ни Ата никогда не вернутся.
