– Вы должны ставить Рою музыку, когда это возможно. Петь ему каждый день. Хлопать в ладоши в такт песням и заставлять его петь вместе с вами. Хотя бы мычать.
На экране телефона яя выглядела неуверенной, и Ата поспешила добавить:
– Я заплачу вам за дополнительную работу. А если его состояние улучшится, вы снова получите прибавку.
Самые дорогие наушники стоят несколько сотен долларов. Ата удивлена. Неужели они намного лучше, чем самая дешевая пара, которая выглядит почти так же, только без логотипа?
Молодой человек в красной рубашке – теперь, когда Ата отложила плеер, который собирается купить, он становится дружелюбен – объясняет, что дешевые наушники действительно хуже. Они менее удобны. Некоторые из его друзей заработали от них «сумасшедшие головные боли». Качество звука дрянное. «Например, сравните телевизор старой модели с телевизором, имеющим высокое разрешение». Дорогие наушники просто имеют лучшую точность воспроизведения.
При словах «точность воспроизведения» Ата сдается. Это не похоже на нее, покупать самое дорогое. Она не Энджел, увлекающаяся блестящими вещицами, и не Джейн, очарованная блестящими словами. Но точность воспроизведения другое дело. Она означает надежность, и это именно то, что нужно для Роя. Ата хочет, чтобы музыка, которая проникает в его уши и отражается в его поврежденном мозгу, с точностью воспроизводила звуки всего мира.
Ата выбирает наушники зеленого цвета. Это был любимый цвет Роя в детстве.
Молодой человек в красной рубашке отсчитывает деньги Аты и дает ей сдачу. Потом он запихивает коробку в полиэтиленовый пакет и напоминает, что нужно заполнить гарантийный талон. Все это время Амалия спит.
Девочка не просыпается и когда начинает моросить дождь. Они на полпути к дому. Ата останавливается под козырьком банка и натягивает на коляску прозрачный пластиковый чехол, словно запечатывая Амалию внутри. Ата роется в сумке под коляской в поисках зонта, но не может найти его и продолжает идти вперед. Капли скользят по волосам и падают на блузку, сперва образуя на ней узор в виде мелкого горошка, а затем делая ее все темнее. Ата проходит мимо уличных торговцев, продающих с тележек дешевые черные зонтики. Она не останавливается, чтобы укрыться под одним из них, даже когда моросящий дождик превращается в затяжной ливень.
Вернувшись в квартиру, Ата сажает Амалию перед телевизором, вытирается полотенцем и надевает халат из пятизвездочного отеля, который ей когда-то подарила бывшая клиентка. На кухонном столе звонит телефон. На экране она видит лицо Джейн с покрасневшими глазами.
Время еженедельной видеосвязи еще не пришло. Ата быстро молится, чтобы Джейн снова не попала в беду.
– Джейн? – спрашивает Ата, поднося трубку ко рту. – У тебя все хорошо, Джейн?
– Почему ты позволяла этой женщине жить в моей квартире?
– Какой женщине? – спрашивает Ата, выигрывая время.
– Сегундине.
– Ах. Да. – Ата делает паузу, обдумывая варианты, и решает признаться: – Но это было недолго.
– В моей квартире! Я не знаю эту женщину, а ты позволяешь ей остаться в моем доме, не спросив меня!
Ата молчит, гадая, в чем именно Сегундина призналась. Она не похожа на ту, у кого язык помело.
– И ты оставляла с ней Мали, – продолжает Джейн свою обвинительную речь.
– Лишь когда я доставляла еду. Ненадолго. Я не хотела приводить Мали в дома клиентов. Ей куда лучше играть на улице. Ах, Джейн, что за дома у этих клиентов! Рамосы, я говорила тебе о них. Они не имеют никакого отношения к прежнему президенту
[80], но у них по всему дому развешены его портреты в рамках, как будто…
– Но я плачу тебе, чтобы ты заботилась о Мали, а не оставляла ее с чужими! – кричит Джейн. На экране видно, как она тяжело дышит. Потом Джейн берет себя в руки и твердым голосом спрашивает: – Сколько раз, Ата?
– Я не понимаю, – отвечает Ата, хотя это не так.
– Сколько раз? Сколько раз ты оставляла Мали с этой женщиной?
– Джейн, я не считала. И это никогда не бывало надолго. Я…
– Больше пяти раз? Больше двадцати? Сколько раз ты покидала Мали ради своего бизнеса?
В голосе Джейн звучит дикая злость, которую она едва сдерживает. Ата ее распознает и решает повиниться, прежде чем отношения будут испорчены безвозвратно.
– Ты права. Я прошу прощения.
Джейн не отвечает. Слышно только ее прерывистое дыхание, как будто что-то рвется и рвется опять.
– В эти выходные я отвозила Мали в музыкальный класс, как ты просила, – говорит наконец Ата.
Она думает, это пустая трата денег. Амалия целый час сосала игрушечный бубен, а учительница, женщина с кольцом в носу и небритыми ногами, играла на гитаре детские песенки. Но Ата признает, что волосатая женщина нашла золотую жилу. Она взяла по двадцать пять долларов с носа, а в классе было по меньшей мере десять детей.
– Ей понравилось? – спрашивает Джейн после долгой паузы.
– Она пританцовывала под «Колеса автобуса»
[81]. Я пришлю видео.
Снова молчание. Ата пробует другой подход.
– На следующей неделе я иду к врачу. Надо поменять лекарства. Думаю, причина головных болей в них. Ты разрешишь Энджел помочь мне с Мали?
– Хорошо, ведь я знаю Энджел, – холодно отвечает Джейн.
– Ладно, я поняла.
– Больше никогда, Ата.
– Больше никогда.
Джейн прерывисто выдыхает:
– И я не хочу, чтобы в моей квартире оставались посторонние.
– Просто я встретила Сегундину в общежитии, и у нее были трудные времена. Я пыталась помочь…
– Это моя квартира.
– Да, да. Ты права, я должна была сначала спросить тебя. Это твой дом, не мой.
Обычно Джейн уверяет Ату, что съемная квартира и ее дом тоже. Это их дом, потому что они семья. Но теперь Джейн молчит.
Ата осторожно начинает рассказывать Джейн о последних успехах Амалии. Как она стала ходить намного быстрее. Как выплевывает гороховое пюре, но готова без конца есть тыкву.
– Завтра я поведу ее в детский музей. Ей понравятся экспонаты. Она смышленая, Джейн, – говорит Ата. – Я уже спрашиваю у моих знакомых, какие дошкольные учреждения в Квинсе считаются лучшими.
– Я бы хотела отдать ее в хороший детский сад.
– Да. Она должна ходить в хороший детский сад, – соглашается Ата, радуясь, что разговор перешел на другую тему. – Сейчас я приведу Мали.
