Сегундина скручивает прядь волос, подносит ее конец к губам и обсасывает, так что образуется острый кончик. Джейн говорит ей, что это дурная привычка, один из способов передать ребенку микробов. Сегундина краснеет, и Джейн сожалеет о своем резком тоне. Развязным голосом, тем, которым говорит Рейган, когда пытается заставить собеседника почувствовать себя комфортно, Джейн спрашивает:
– Судя по имени, ты второй ребенок? У тебя много братьев и сестер?
Сегундина отвечает, что у нее их семь.
Джейн делает вид, что удивлена, хотя на самом деле этого ожидала. Крестьянские семьи всегда большие.
– И вы все пронумерованы?
– Прима моя ата. Я вторая. Моих младших братьев зовут Септимо и Октавио.
Сегундина позволяет себе легкую улыбку.
– Твои родители хитро придумали. Цифры легче запомнить, чем имена! – шутит Джейн и радуется, когда Сегундина смеется. – А как ты попала сюда?
Джейн имеет в виду Америку. Она хочет знать, как Сегундина здесь оказалась, но та думает, что Джейн спрашивает о «Золотых дубах». Предполагается, что говорить о них не следует. Это оговорено в контрактах. Но Сегундина уже начинает объяснять, нервно тараторя:
– До того как попасть сюда, я работала в кулинарном бизнесе. Хозяйка рассказала о «Золотых дубах», о том, сколько денег я смогу заработать. Сначала это меня не заинтересовало. Как я объясню семье, что беременна? Может, они не поверят, что это работа. Может, они подумают… что-то постыдное.
Джейн сочувственно улыбается, заметив координатора в дюжине ярдов от них.
– Я попросила совета. И хозяйка сказала: если хочешь помочь семье, это лучший способ. Она помогла придумать историю, которую я им рассказала. Это ложь, но ложь во спасение.
Джейн заверяет, что ложь во спасение иногда необходима. Джейн тоже солгала Энджел и остальным в общежитии в Квинсе о том, почему ее так долго не будет. Почему она покидает Амалию.
– Когда сделали имплантацию, меня стало сильно тошнить. Я жила в общежитии – в Квинсе, вы знаете, где это? – и мне было тяжело. Эвелин – это моя хозяйка – разрешила остаться в ее квартире. В Рего-парке. Она там живет лишь со своей маленькой племянницей, такой спокойной девчушкой. Мали плачет, только когда у нее дерматит… И ночью, когда Ата позволяет ей поплакать, чтобы она скорее уснула.
Сегундина видит окаменевшее лицо Джейн и ободряет ее:
– Ата говорит, это путь ко сну. Видишь ли, Ата сущий эксперт по воспитанию детей.
Шум в помещении – звон столовых приборов, голоса девушек – внезапно стихает. Джейн смотрит на собеседницу, слова все еще срываются с ее губ, но доносятся откуда-то издалека. Та рассказывает, как ходила с малышкой Мали по магазинам, пока хозяйка доставляла пансит луг-луг клиентке, как Ата Эвелин рассказала ей о «Золотых дубах», а ее подруга Энджел одолжила одежду для собеседования.
Неужели она говорит об Ате? Об Амалии? Дрожащим голосом Джейн спрашивает у Сегундины:
– Так где находится та квартира?
Адрес, который называет Сегундина, принадлежит Джейн, а ребенок, который, по словам Сегундины, плачет по ночам, Мали.
В голове Джейн растет напряжение, перед глазами стоит белизна, точно началась вьюга. Сегундина все еще говорит, но Джейн не может разобрать слов. Что-то – рыдание? крик? – застревает в горле.
Потом перед ней стоит Тася, ее глаза блестят, как в лихорадке. Остальные филиппинки перестают болтать и пялятся на Тасю с Джейн, некоторые с разинутыми ртами.
– Ты что, не слышишь меня, Джейн? – спрашивает Тася так, будто говорит уже давно.
Джейн бормочет:
– Я не расслышала.
– Я повторю. Клиентка Рейган вовсе не китаянка. Я слышала, как госпожа Ю разговаривала с ней по громкой связи. Она американка, Джейн!
Джейн отводит глаза от растерянного лица Сегундины и смотрит на Тасю невидящим взглядом.
– Ты еще не поняла? – спрашивает у Джейн Тася, и глаза ее загораются еще ярче. – Это значит, что именно ты носишь китайского ребенка. Ты единственная, кто остался. Ты будешь богата!
Джейн резко встает, чуть не уронив поднос. Это слишком. Белизна в голове. Вся эта суматоха. Ей нужно собраться с мыслями. Она не может думать здесь.
Делия дергает Джейн за рукав. На ее лице завистливая улыбка. Тася спрашивает, рада ли она. Другие филиппинки разом начинают говорить – с Джейн, с Тасей, друг с другом. Перед ней так много шевелящихся губ. Джейн оставляет поднос на столе и бросается к двери.
В коридоре она прислоняется к стене. Проходящая мимо координатор спрашивает, хорошо ли она себя чувствует. Джейн кивает и встает перед ней, желая доказать, что она в порядке. Ей нужно только побыть одной. Ей хочется поскорее добраться до своей комнаты, но что, если Рейган там? Она не сможет сейчас вынести ее присутствия.
Джейн оцепенело идет к посту координатора. Она попросит выпустить ее на улицу. Пусть координатор назначит ей спутницу. Но пост окружен хостами. Одни возвращают устройства «Утерозвука», другие стоят в очереди, чтобы отметиться перед уходом на прогулку. На некоторых купальники, сине-зеленый нейлон туго обтягивает раздутые животы. Сегодня прекрасный день, довольно жаркий для начала июня, так что дорожки и бассейн будут переполнены.
Джейн спешит в крыло, где расположен фитнес-центр, бежит мимо тренажерного зала и лестницы к бассейну в цокольном этаже, а потом вниз по коридору к процедурным кабинетам, где делают пренатальный массаж или иглоукалывание от радикулита и других болей. Свет здесь приглушен, из скрытых динамиков доносится тихое журчание реки. Готовая разрыдаться и умолять одну из медицинских работниц позволить ей просто полежать в темноте, Джейн распахивает дверь.
В комнате почти совсем темно. Свет, проникающий из коридора, освещает Хулио, который неподвижно опирается на массажный стол. Он в агонии. Ухватился за металлические края стола так, словно цепляется за жизнь.
Сердечный приступ!
Нанай умерла от сердечного приступа. Упала замертво под дождем.
– Хулио! – кричит Джейн в панике, хотя из ее рта доносится лишь хриплый шепот.
И тут она видит Лайзу. Та сидит на корточках возле Хулио, спрятав лицо между его ног. Она почти пожирает его, упиваясь мужской плотью яростными, голодными толчками.
Хулио открывает глаза и, щурясь на свет, глядит в сторону Джейн, однако Лайза этого не замечает. Она продолжает свое занятие, пока Хулио не кладет руку ей на голову, чтобы остановить.
– Джейн? – спрашивает Лайза, но та уже отвернулась и уходит.
Ей кажется, что Лайза снова ее зовет, но в этом трудно убедиться, потому что теперь Джейн бежит, и стук ее туфель по деревянному полу оглушителен.
Джейн минует Делию и еще одну хосту. Те смотрят на нее странно, как будто она призрак. Джейн бежит мимо координатора, которая смеется, разговаривая в коридоре с госпожой Ханной. Они замолкают и окликают ее, задают вопросы, на которые она не может ответить, потому что бежит вперед, мимо столовой, мимо группы девушек, возвратившихся после прогулки с раскрасневшимися щеками, оставляющих на полу грязные следы.
