Рейган, чувствуя, что ее подташнивает, ставит поднос на стол. Лайза отодвигает стул, освобождая ей место. Резиновые наконечники на ножках стула порвались, и на деревянном полу остаются две тонкие царапины.
– Я не спрашивала. Неприятности мне не нужны. Я не могу рисковать. – Тася комкает салфетку и встает. – Ну, поговорили, и хватит. Пожалуйста, продолжайте улыбаться, чтобы меня не заподозрили.
Рейган наблюдает, как Тася останавливается за соседним столиком поговорить с новой девушкой, которая тоже из Польши. Лицо ее сияет, как лампа, и искажено притворным смехом. Она может говорить о Холокосте или об автокатастрофе, в которой разбилось полсотни автомобилей, и никто об этом не догадается. Или, может быть, на этот раз все по-настоящему. Может, Тасю переполняет веселье несмотря на все, что случилось с Аней, ее подругой.
Тася направляется к мусорным бакам, ковыляя так, словно зажав между бедер баскетбольный мяч. Кто-то за филиппинским столиком окликает ее, и она останавливается. Широченная улыбка, безудержный громкий смех. Это перебор. Джейн, похоже, думает о том же и насмешлививо наблюдает за представлением Таси.
Не то чтобы Рейган знала, о чем именно думает Джейн. Она избегает Рейган с тех пор, как случилась неприятность с клещом. Как будто винит Рейган в своих бедах.
– Просто сядь, Рейг, расслабься. Ты не устала меня демонстративно избегать? – произносит Лайза набитым авокадо ртом.
– Я вовсе не избегаю. Просто ты мне не нравишься, – отвечает Рейган, зная, что это звучит по-детски.
Но она садится. Оттого, что она долго держала поднос, болит спина. Что еще остается?
– Бедная Аня, – произносит Лайза спустя некоторое время.
Рейган настороженно смотрит на нее, но Лайза говорит искренне.
– Бедная, – соглашается Рейган, представляя себе металлический стол и шелест бумаги. Представляет, как короткие ноги Ани раздвинуты, маска закрывает лицо, страшную тишину и сочащийся газ. Проснуться через некоторое время где-то совсем в другом месте, выскобленной, как дыня… Бр-р.
– У нее была сумасшедшая утренняя тошнота, помнишь? Ее тошнило двадцать четыре часа в сутки. А теперь она даже не получит бонуса, – качает головой Лайза. – Обидно. Особенно если она носила ребенка миллиардерши.
– Хватит! – взрывается Рейган, хотя она и собиралась не ввязываться в разговор. – Кому какое дело до этого проклятого ребенка! Вы не понимаете? Аню заставили сделать аборт. Как будто мы в Китае или где-то в этом роде. Это полностью нарушает…
– Контракт? Вовсе нет, – отвечает Лайза, не задумываясь. – Я согласна с тобой, Рейган, но мы все его подписали. Добровольно. Однако безобразие, что дефект плода не обнаружили раньше и не избавили Аню от душевной боли.
Рейган сглатывает. Она не даст Лайзе затянуть ее в свою кроличью нору.
– Интересно, пойдет ли Аня на реимплантацию? – произносит Лайза. – Ей очень нужны деньги.
Рейган молчит, не желая признаваться, что ничего не знает о нужде Ани в деньгах. Отказываясь спрашивать. Она знает только, что не хочет сидеть здесь и иметь дело с Лайзой, как будто та не виновата в отмене приезда Амалии.
Рейган запихивает рыбу в рот большими кусками, только чтобы накормить ребенка. Она не голодна. Жареный кабачок прилипает к гортани, и она запивает его соком сельдерея, еще более горьким, чем обычно.
Лайза, не обращая внимания, болтает о своих клиентах. Они фальшивы насквозь. Ведут себя, будто совершенно простые люди, посмеиваются над своими друзьями, которые ездят на лето в Хамптон
[69] на потрепанном десятилетнем универсале. Но они такие же, как и все богачи, которые привозят на ферму свои зародыши. Они только что купили огромное поместье поблизости. Рейган заметила, что Лайзы не было за завтраком? Клиенты вызывали ее к себе, чтобы она повеселилась с мальчиками. Теми, которых Лайза вынашивала. Ей пришлось помочь старшему подоить корову. Коровы новые, куплены вместе с курами и несколькими козами. Для них наняли постоянного работника. Клиенты посчитали, что жизнь на ферме, даже по выходным, пойдет мальчикам на пользу – научит ответственности, укрепит иммунитет. Кроме того, владение фермой предоставляет налоговые льготы.
– Но малыш был слишком напуган, чтобы доить корову. Поэтому он просто сидел у меня на коленях, – ухмыляется Лайза. – А потом жаловался, что молоко слишком теплое. Как будто корову надо было поместить в холодильник!
Рейган знает, что должна засмеяться. Всего несколько недель назад она бы так и сделала.
– Не могу поверить, что когда-то думала, будто они другие, – говорит Лайза, и вместе с сарказмом в ее голосе звучит тоска. – Я говорила тебе, что они спрашивали, не хочу ли я кормить грудью их третьего?
На другом конце столовой Джейн убирает со своего подноса грязную посуду. Рейган встает из-за стола и идет за ней.
– Не сердись, – просит Лайза. – Я просто соскучилась по Трою. А Джейн я очень люблю.
– Тогда зачем ты с ней так обошлась? Только не говори, что это не был расчет. Ты использовала ее, чтобы она прикрыла тебя, пока ты трахалась с Троем. Ты знала, что она слишком боится сказать «нет».
– Я пыталась ей помочь! Версия, будто ей захотелось посрать в лесу, была ее идеей. Я согласилась с ней, потому что не хотела, чтобы у нее были неприятности!
– Ты использовала ее.
– Тебя просто не оказалось рядом. Я бы использовала и тебя тоже!
– Ты бы не посмела. Вот что ужасно.
Уходя, Рейган даже не оглядывается. В коридоре она подбегает к Джейн и касается ее рукава.
– Да? – оборачивается Джейн, уже уходя.
Рейган пытается до нее достучаться:
– Ты слышала? Об Ане?
Джейн широко раскрывает глаза и смотрит в камеру, установленную на стене прямо над ними. Едва заметно покачивает головой, бормочет извинения и спешит прочь по коридору.
Рейган моргает. Она не хочет плакать здесь, среди этих женщин, и быстро идет в комнату, держа себя в руках, пока не оказывается в постели. Только тогда она чувствует себя в безопасности и успокаивается. Впервые за долгое время она скучает по Гасу. Когда брат был маленьким, он давал ей плюшевого зверька, если она плакала. Даже став старше, в одиннадцать или двенадцать лет, он садился рядом с ней, когда она бывала расстроена после ссоры с отцом. Он не двигался с места, пока не прекращались слезы.
Так было до того, как она окончила школу, до истории с лучшим другом Гаса. Не следовало так поступать, теперь она понимает. Но ей было лестно, что мальчик провожает ее взглядом. Он так мило краснел всякий раз, когда она подходила. Он не был похож на того, кто будет трепаться направо и налево, и, к его чести, держал происходящее в секрете несколько месяцев.
