Мэй возвращается в ресторан, и ее ведут к столику у окна. Открыв презентацию, она просматривает слайды для завтрашней встречи, когда хостес снова появляется, на этот раз с Рейган. В своей курточке, напоминающей матросский бушлат, и в покрытых грязью ботинках Рейган выглядит ужасно похожей на мать Мэй с фотографии, где та предстает худым и тощим подростком, сидящим верхом на лошади, хотя одежда Рейган намного лучше. Даже оттенок светло-русых волос, небрежно заплетенных в косу, почти тот же.
– Вы ездите верхом, Рейган? – непроизвольно спрашивает Мэй, вставая, чтобы пожать холодную руку девушки.
– Я езжу на велосипеде, – отвечает Рейган и отводит прядь волос со лба.
Мэй замечает, что ее собеседница не пользуется косметикой.
– Вы делаете это в городе? – смущенно уточняет Мэй.
– Я оставляю велосипед пристегнутым на замок у входа, – поясняет Рейган и успокаивающе добавляет: – В этом нет ничего страшного, если надевать очки и перчатки. Едва начинаешь крутить педали, чувство холода улетучивается.
– Понятно, – бормочет Мэй. – Я впечатлена.
Рейган заказывает стакан чая со льдом. У нее на шее висит фотокамера. Мэй вспоминает, что, когда Рейган приезжала в «Золотые дубы» перед Рождеством, она увидела за окном первозданный снежный пейзаж и вслух пожалела, что не захватила с собой фотоаппарат. Мэй поблагодарила свою счастливую звезду за то, что собеседование не было назначено на раннюю весну – слякоть, грязь и едкая, почти зловонная сырость, лес кишит только что проснувшимися насекомыми и множеством недавно вылупившихся клещей, несущих уйму болезней. Рейган, возможно, не нашла бы ферму «Золотые дубы» такой живописной.
Кладя фотоаппарат на стол, Рейган поясняет:
– Старый я разбила, когда ездила в Чикаго на прошлой неделе. А этот только что из магазина.
Мэй знает от Рейган, что ее родители живут близ Чикаго; у ее матери начала развиваться деменция, когда Рейган была еще подростком. Поэтому девушка часто ее навещает. Мэй изучает семейное положение всех потенциальных суррогатных матерей, прежде чем их нанять. Оно неизбежно формирует мировоззрение и мотивацию, а оба этих фактора критически важны при определении того, подходит ли молодая женщина для вынашивания ребенка клиента.
Мэй просто не может представить себе годы становления Рейган, вынужденной наблюдать, как угасает сознание матери. Ее собственная мать была не слишком заботливой, но она была рядом, если не душой, то хотя бы разумом. Мэй и ее команда считают, что деменция матери Рейган служит главным фактором мотивации девушки. Рейган стремится к материнству, так как, по существу, выросла без матери. Это трагично, однако обнадеживает по части ее способностей как хосты.
– На прошлой неделе у нас был ледяной дождь, и я сделала для вас несколько снимков, – говорит Мэй.
Она наклоняется над столом, чтобы показать Рейган снимки деревьев, покрытых льдом, – словно одетых в серебряные ризы. Рейган охает и ахает.
– Вы никогда не хотели переехать туда навсегда и каждый день, просыпаясь, видеть… чистую красоту? А не это?
Рейган тычет рукой в окно, за которым виднеется сугроб пожелтевшего снега на фоне выстроившихся в ряд мусорных мешков.
– О, конечно, – отвечает Мэй и не совсем врет: они с Итаном иногда поговаривают о том, чтобы завести дачу в северной части штата, особенно если дела с «Золотыми дубами» продолжат идти хорошо. – Но мой жених работает в центре Нью-Йорка, и наша жизнь проходит здесь, на Манхэттене…
– Думаю, однако, жизнь в «Золотых дубах» может наскучить, – предполагает Рейган.
– Вообще-то, – перебивает Мэй, – с культурой там все в порядке. «Золотые дубы» находятся недалеко от Беркшира
[27], где есть Тэнглвуд
[28], «Пилоболус»
[29] и много художественных галерей. В окру́ге живут и работают много художников…
– Едва ли я буду бегать по галереям, если стану хостой.
Мэй, заметив слово «если», продолжает гнуть свое:
– Конечно, не в конце беременности… Но в первом триместре и в начале второго мы спонсируем поездки в Беркшир для хост, интересующихся искусством.
Мэй придумывает это по ходу дела. На самом деле такого никогда не бывало – большинство ее хост не проявили бы ни малейшего интереса к авангардным танцевальным постановкам и фотовыставкам – но почему бы и нет? Почему бы время от времени не брать напрокат микроавтобус и не возить лучших хост в окрестные городки ради культурного досуга? Станет ли это нарушением контракта?
– В любом случае, даже если будет немного скучно, дело того стоит, – говорит Рейган. Она поясняет, что относится к занятиям фотографией очень серьезно, однако отец ее не поддерживает. – Он обещает помочь с арендой жилья, лишь если я буду практичной и найду настоящую работу.
Рейган морщится.
Ее слова звучат музыкой для ушей Мэй. Мотивированные хосты всегда самые лучшие.
– При условии, что вы родите здорового ребенка, – а я уверена, что так и будет, – ваши заботы о жилье уйдут в прошлое. Наряду с любыми другими денежными проблемами, какие у вас есть…
– Мне также важно знать, что я кому-то помогаю, – быстро добавляет Рейган, словно обеспокоенная тем, что ее могут заподозрить в излишней расчетливости. – Я хочу сказать, что это самое ценное.
В «Золотые дубы» Рейган была направлена клиникой, бравшей у девушки яйцеклетки, когда та училась в колледже. Вероятно, и тогда она убедила себя, что действует из альтруизма и деньги являются чем-то второстепенным в ее решении пожертвовать кому-то свои яйцеклетки. Мэй никогда не понимала, почему люди – особенно привилегированные, такие как Рейган и Кэти, – считают, будто в желании заработать есть что-то постыдное. Ни одна иммигрантка никогда не станет извиняться за то, что ей хочется лучшей жизни.
Мэй заверяет Рейган, что важны обе ее мотивации.
– Став хостой, вы сможете претворить в жизнь собственные художественные замыслы, а также осуществить мечты женщины, отчаянно желающей ребенка. Все стороны выигрывают. Это наилучший вариант.
Рейган хмурится.
– Вы как-то упоминали, что некоторые используют суррогатных матерей, чтобы сохранить собственную привлекательность. Я бы хотела выносить ребенка для той женщины, которая иначе не смогла бы его иметь. Меня не интересуют клиентки, которые используют суррогатное материнство из тщеславия…
