– Я пытаюсь с тобой поговорить… пожалуйста, выслушай ме…
– Погоди. Это и есть водяной дурман, о котором говорил Андерс?
– Ты нашла его, – радуется Райкер, протянув руку к банке.
– А ты уверен, что это и есть водяной дурман? – Я отдергиваю банку и заставляю его посмотреть мне в глаза.
– Еще бы, – отвечает он, явно оторопев от моего напора. – Это понятно по его ярко-зеленому цвету и по тому, как…
– А как оно действует?
– Сам я никогда не пробовал дурмана, но в северных лесах гадатели употребляют его, чтобы предсказывать будущее.
Достаточно капнуть одну каплю на язык, и у тебя начнутся видения. Говорят, оно дает человеку доступ в мир духов, обитающих как наверху, так и внизу.
– А что бывает, если употреблять его долгое время… например, каждый день?
– Тогда человек сходит с ума.
Я прижимаю руку ко рту, пытаясь подавить судорожный вздох, но он все равно вырывается наружу.
– Так вот чем вызвано наше безумие. Ты не понимаешь, да? – Я вцепляюсь в Райкера; руки мои дрожат. – Вот что происходит с девушками, сосланными сюда. Я знала, что что-то тут нечисто… либо с водой… либо с пищей… но оказывается, все дело в водорослях… из колодца. Все пьют колодезную воду. Когда я жила в становье, то тоже ее пила. И у меня порой кружилась голова и казалось, будто по мне ползают насекомые, которых на самом деле там не было. Но после того, как меня изгнали в лес и я начала пить воду из источника, мне стало лучше. Мое сознание прояснилось. – На глаза наворачиваются слезы. – Это не волшебство… а яд.
Я нервно хожу взад и вперед.
– Они должны об этом узнать. И не только они – об этом должны узнать все.
Райкер качает головой.
– Это бы ничего не изменило.
– Как ты можешь так говорить? Это изменит все. Девушки перестанут сходить с ума… перестанут вести себя, как дикие звери. И, быть может, году благодати придет конец.
– Речь идет о проклятье. О волшебстве. Даже если кто-то нам и поверит, это ничего не изменит. Пока ваша плоть в цене, будут существовать и беззаконники, и год благодати.
– Но должно же быть хоть что-то… что мы могли бы предпринять.
– Мы можем уйти, – говорит он, вытирая слезы с моих щек. – В прошлом году один траппер, промышляющий в северных лесах, принес нам весть от семьи, которую мы знали. Так вот, они ушли за горы, пересекли равнины и теперь живут в поселении, где мужчины и женщины равны. Там, где женщины свободны.
Я пытаюсь хотя бы представить себе такое, и все мое существо хочет сказать «да» и сбежать вместе с ним, но меня вдруг захлестывает ужасное чувство:
– Но как же наши семьи…
– О моей семье позаботится Андерс. Они получат причитающуюся ему плату, и как только мы устроимся на новом месте…
– А как насчет моей семьи? Если я пропаду без вести и никто не будет знать, что произошло с моим телом, сестер изгонят из округа, отправят в предместье.
– Если Майкл хотя бы наполовину таков, как ты о нем говоришь, он никогда этого не допустит.
Когда он упоминает Майкла, меня охватывает злость.
– Давай не будем вмешивать сюда Майкла.
– Даже если бы их и изгнали в предместье, моя мать дала бы им приют.
– Но не придется ли сестрам тогда…
– Только после того, как у них начнутся месячные, – буднично говорит он.
– А когда они начнутся? – От осознания того, чем пришлось бы заниматься Кларе и Пенни, мне становится нехорошо.
– Как только мы устроимся, мы возьмем их к себе.
– А если мы никогда не устроимся? – спрашиваю я, но речь на самом деле идет не о том, чтобы устроиться где-то на новом месте, а о том, чтобы остаться в живых, и мне хочется сказать это прямо, поэтому я и формулирую вопрос по-другому:
– Что, если нам не удастся выжить? Что в этом случае ждет их?
– Мы выживем… но почему мои сестры могут работать в предместье, а твои нет? – ошарашенно спрашивает он.
– Я не говорю так… – начинаю я, совершенно выбитая из колеи. – Но когда думаю, как моим сестрам придется принимать у себя мужчин округа, кого-то вроде Томми Пирсона или любого другого мужчину из тех, что в церкви гладили их по голове или смотрели, как они поют в хоре, мне становится тошно.
– Когда я нашел тебя на льду, ты была готова покончить с собой, лишь бы не отдавать свою жизнь беззаконии – ку. В этом случае никто бы не узнал, что сталось с твоим телом, и твоих сестер все равно бы изгнали в предместье. Почему же ты колеблешься теперь?
– Я была не в себе. – Я невольно повышаю голос. – Ты же видел меня в ту ночь… я умирала.
Он притягивает меня к себе, прижимает свой лоб к моему и тяжело выдыхает.
– Прости. Это было нечестно.
Близость Райкера, тепло его тела действуют на меня, словно успокаивающий бальзам.
– Ты мне веришь? – спрашивает он.
– Да, – не раздумывая, отвечаю я.
– Тогда поверь, что мы сможем это сделать, – говорит он. – У нас есть время на то, чтобы что-то придумать. Знай – я сумею отыскать выход. Для всех нас.
– Почему ты хочешь это сделать? – Я всматриваюсь в его лицо.
Он ведет пальцами по моей косе до самого конца красной шелковой ленты.
– Я хочу увидеть тебя с распущенными волосами и лучами солнца на лице.
Глава 55
Перед рассветом Райкер спускается по лестнице, чтобы встретиться с Андерсом, и впервые за долгое-долгое время я чувствую, как в душе моей начинает брезжить надежда. Лежа на кровати, я представляю себе, каково было бы жить с ним, как муж и жена. Мне всегда казалось, что лучшее, на что я могла бы надеяться, это работа в полях, и я никогда не мечтала о чем-то большем. Но сколько бы я ни притворялась, правда состоит в том, что я просто-напросто трусиха. Если не пытаться чего-то достичь, то тебе не грозит и разочарование. Не знаю, когда это произошло, когда я перестала к чему-то стремиться. Вероятно, вскоре после моих первых месячных, – этого напоминания о том, какое место я занимаю в этом мире. Но думаю, теперь я готова сразиться за что-то большее.
Услышав, как по лестнице подымается Райкер, я вскакиваю с кровати.
– Должно быть, он что-то забыл, – думаю я и радуюсь. Я сделаю ему сюрприз, отвечу «да» – но тут из-за бизоньей шкуры появляется фигура, облаченная в темный саван, и прежде, чем я успеваю схватить нож со стола, мужчина прижимает меня к стене и впечатывает в мое горло рукоять ножа.
– Андерс… – Я пытаюсь освободиться, но он еще сильнее давит на рукоять.
– Молчи. И слушай. Сегодня ночью, когда луна будет в зените, ты уйдешь. – Я ощупываю стену, пытаясь отыскать что-нибудь такое, что можно было бы использовать как оружие. – У подножия лестницы тебя будут ждать саван и зажженная свеча. – Я пытаюсь схватить его за руку, но мои попытки тщетны. – Я отмечу путь до становья и сделаю так, что тебе никто не помешает добраться до бреши в ограде. Там ты снимешь саван и оставишь его снаружи, а сама залезешь в дыру, где тебе и место.
