Симочка, а тем более Андреянов – это в далеком, невозвратимом – к счастью! – прошлом, и хватит на это прошлое оглядываться. Сейчас самое главное – чтобы дети поскорей успокоились и уснули!
Она поочередно отнесла вниз, в туалет, Сашу и Женю, а потом Фаина Ивановна принесла каждому по кружке теплого, сладко пахнущего молока. Дети слишком устали, чтобы капризничать, – выпили все до капли, сонно косясь друг на друга, – и в самом деле сразу начали зевать, а еще через минуту накрепко уснули.
Тогда и Ольга наконец умылась на ночь и пошла наверх, грустно взглянув на похрапывающую Тамару, однако даже не пытаясь ее разбудить, только вместо пальто накрыла теплым одеялом. И наконец легла спать сама.
Фаина Ивановна еще какое-то время оставалась внизу, потом заперла двери, осторожно, чтобы не скрипели ступеньки, пробралась в свою комнату и легла, но долго еще ворочалась, прежде чем уснула – уже под утро. И хотя она не сомневалась, что завтра в ее жизни все должно будет измениться к лучшему, сны ей снились мутные, пугающие, так что она очень скоро проснулась и села у окна, глядя в серое предрассветье и торопя наступающий день.
Из записок Грозы
В ту ночь я то и дело вспоминал о событиях, которые происходили на заводе Михельсона 30 августа 1918 года. Товарищ Дора, полуслепая эсерка Фанни Каплан, с ее самоотверженной готовностью пожертвовать собой ради спасения России от большевиков… И дерзкая попытка Николая Александровича магическими способами обеспечить меткость ее стрельбы. Действиями Доры фактически руководила Лиза, поскольку Трапезников создал между ними телепатическую связь. Однако в то время Лиза была всего только превосходным медиумом, но довольно слабым индуктором. Ее отец опасался, что Дора может не услышать подсказок. И он стал для них неким рупором, усиливая эту связь.
Вот так в эту ночь Анюта стала рупором между мной и Гедеоном. Конечно, моих способностей хватило бы, чтобы передать засевшему в храме монаху мысленное излучение, однако его родство с Анютой обеспечивало не только сильную телепатическую связь, но и доверие. Несмотря на то что девушка была гораздо младше брата, он бесконечно уважал ее за таинственный дар и в вещах, требующих не столько жизненного опыта, сколько интуиции, всегда к ней прислушивался. То, что Анюта стала между нами посредником, усиливало впечатление от моих советов. Ну а Гедеон уже сам сделался посредником между нами и – своими братьями-монахами, которые вместе с ним заперлись в храме Живоносного источника. Нам пришлось посвятить всех в мой рискованный план, другого выхода не было, однако они охотно поклялись святым именем того, ради кого готовы были принять мученическую смерть, что сохранят все происходящее в тайне.
Монахи незаметно выскользнули из церкви через подземный ход и часовню – и украдкой вернулись в монастырь. Если у губернского начальства и возникли мысли поставить там охрану, то я очень постарался, чтобы оно об этом забыло! Когда утром взялись проверять и переписывать отсутствующих, оказалось, что все кельи заполнены, церковь Живоносного источника открыта – а рака с мощами Саровского Святого стоит на своем месте. Оставалось только провести опись имущества и увезти мощи в Москву.
Что и было благополучно проделано.
Гроб-колоду, в котором лежал семьдесят лет в земле Саровский Святой, кипарисовый гроб, в котором находились мощи, сложили кучей возле Успенского собора и подожгли. Сами же мощи, то есть его косточки, в их облачении, свернули вместе, убрали в мешок и сунули в синий просфорный ящик.
Конечно, Тарашкевич опасался, что возмущенные крестьяне не дадут увозить своего святого невесть куда, поэтому одновременно от церкви отъехали двое саней и две телеги. Сани пошли севернее, к Нижнему Новгороду, где еще лежал снег, телеги – южнее: одна прямиком в Пензу, другая, самая неказистая, запряженная всего одной лошадкой, в то время как в другие были впряжены тройки, двинулась долгим объездным путем, через Арзамас и Кременки, на Москву. На этой телеге и везли синий просфорный ящик, упрятанный для надежности еще и в деревянный, накрепко заколоченный.
Отец Киприан (который, вместе с отцом Маркеллином, помогал нам всю ночь выводить монахов и делать то, что мы решили сделать) входил в состав комиссии и точно знал, на какую телегу поставили драгоценный секретный груз, поэтому мы не колебались в выборе. Гедеон, «лесной хозяин», превосходно знающий здешние места, провел нас с отцом Киприаном (договорились, что мы пока будем называть его по-мирски: Касьяном Егоровичем) такими тропами, что мы даже пешком опередили телегу и перехватили ее на другой день, после того как она отъехала от Кременков. Телеге приходилось волей-неволей держаться проселочной дороги, какой бы плохой она ни была. А она оказалась в эту распутицу просто ужасной, тем более что шла по болотинам.
У меня все было рассчитано. Но так только казалось! Кое-что все же понадобилось менять на ходу.
Мы вышли им наперерез, когда колеса телеги в очередной раз увязли в раскисшей колее, и седоки были вынуждены рубить подлесок и мостить гати.
Мы некоторое время наблюдали за ними. Один из них, крепкий, кряжистый, то и дело снимал треух и вытирал вспотевшую лысую голову. Это был старший милиционер Саровского участка Беляков. Вторым в телеге сидел член Саровского сельсовета Елисеев – тощий, словно недокормленный. Как звали возчика, я не знал.
Когда они наконец начали выталкивать телегу из топи, я вышел на дорогу.
– Кто такой? – крикнул Беляков, хватая с телеги винтовку и целясь в меня.
Я «бросил огонь».
Беляков с криком уронил винтовку, прижал ладони в лицу, отвернулся. Рядом жалобно стонали Елисеев и возчик, которым тоже крепко досталось.
Гедеон бросился к телеге, разворошил сено и принялся гвоздодером, который прихватил с собой, когда мы отправились в путь, открывать деревянный ящик.
– Не троньте, гады! – завопил Беляков.
– Есть! Всё здесь! Слышишь, Гроза?.. – радостно завопил Гедеон.
Тут силы меня оставили. И Гедеон, который первый раз видел, что бывает со мной, когда я «бросаю огонь», перепугался и крикнул:
– Да ты что, Гроза? Стой, держись! Эй, Касьян Егорович, помоги ему! Упадет же!
Тут я, помню, спохватился, что не предупредил своих сотоварищей: ни в коем случае не называть друг друга по именам. Ведь эти люди, которые везли груз, хоть и ослепли на время, но слышат нас. Но было уже поздно спохватываться.
Кое-как собравшись с силами, я сказал Гедеону:
– Вытаскивай оттуда все!
– Поторопись! – крикнул и Касьян Егорович. – Уходить пора! Поскорей, Гедеон!
«Ох, что же они делают? – ужаснулся я. – Беляков насторожился, он запоминает каждое слово из нашего разговора, в первую очередь – эти неосторожно оброненные имена! Да и остальные не глухие. Они выдадут нас. Придется заставить их замолчать. Придется!»
Тем временем Гедеон проворно забил ящик, как было раньше, завалил сеном и вернулся к нам с небольшим мешком, в который были сгружены святые мощи.
