– Да… – начал я, чувствуя, как у меня краснеют уши. На этот раз меня неожиданно спасла фрау Ландауэр, сказав что-то Наталье по поводу овощей. Завязался недолгий разговор, во время которого герр Ландауэр, кажется, позабыл свой вопрос. Он с удовольствием продолжал есть. Но тут встряла Наталья.
– Пожалуйста, скажите отцу название вашей книги. Я не могу вспомнить. Такое смешное.
Нахмурив брови, я попытался выказать ей свое неудовольствие – но так, чтобы другие не заметили.
– «Все конспираторы», – сказал я холодно.
– «Все конспираторы»… о да, конечно!
– А вы пишете детективные романы, мистер Ишервуд? – Герр Ландауэр одобрительно расплылся в улыбке.
– Боюсь, эта книга не имеет никакого отношения к детективу, – вежливо ответил я. Герр Ландауэр смотрел недоуменно и разочарованно: «Не имеет отношения к детективу?»
– Пожалуйста, объясните ему, – приказала мне Наталья.
Я глубоко вздохнул:
– Название символичное… Это цитата из «Юлия Цезаря» Шекспира.
Герр Ландауэр тотчас просветлел:
– А, Шекспир! Великолепно! Очень интересно.
– У вас есть великолепные переводы Шекспира на немецкий язык.
Я порадовался собственной хитрости: удалось увести разговор в сторону.
– Да, конечно! Великолепные. Благодаря им Шекспир стал почти немецким поэтом.
– Но вы не сказали, – настаивала Наталья с дьявольской въедливостью, – о чем ваша книга.
Я заскрежетал зубами.
– О двух молодых людях. Один художник, другой – студент-медик.
– И это единственные персонажи вашей книги? – спросила Наталья.
– Конечно, нет. Но я удивляюсь вашей забывчивости. Я совсем недавно пересказывал вам сюжет.
– Дурак! Я спрашиваю не для себя. Я, естественно, все помню, что вы мне рассказывали. Но мой отец не слышал. Так что расскажите, пожалуйста… что потом?
– У художника есть мать и сестра. Все они ужасно несчастны.
– Но почему они несчастны? Мой отец, мать и я – мы счастливы.
Я подумал: хоть бы ты сквозь землю провалилась.
– Все люди разные, – сказал я осторожно, избегая встречаться глазами с герром Ландауэром.
– Ну ладно, – сказала Наталья. – Они несчастны. А что потом?
– Художник убегает из дома, а его сестра выходит замуж за очень приятного молодого человека.
Наталья, очевидно, поняла, что больше я не вынесу. Она сделала последний выпад:
– И сколько же экземпляров вы продали?
– Пять.
– Пять. Но это совсем немного.
– Совсем немного.
К концу ланча стало ясно, что Бернгард и его дядя с теткой должны обсудить семейные дела.
– Не хотите ли немножко прогуляться? – спросила меня Наталья.
Герр Ландауэр церемонно попрощался со мной:
– Мистер Ишервуд, вы всегда желанный гость в моем доме.
Мы низко поклонились друг другу.
– Может быть, – сказал Бернгард, протягивая мне свою визитную карточку, – вы зайдете как-нибудь вечерком и скрасите мое одиночество?
Я поблагодарил и сказал, что буду рад.
– Как вам понравился мой отец? – спросила Наталья, как только мы вышли из дому.
– Мне кажется, он один из самых милых отцов, которых я встречал в своей жизни.
– Это правда? – Наталья была в восторге. – Да, правда? А теперь признайтесь: мой отец поразил вас, говоря о лорде Байроне? Нет? Вы покраснели, как рак.
Я засмеялся.
– Ваш отец заставил меня почувствовать себя старомодным. Он такой современный.
Наталья торжествующе засмеялась.
– Видите, я была права! Вы были поражены. О, я так рада! Знаете, я сказала отцу: «К нам придет очень интеллигентный человек», – поэтому ему хотелось показать, что он тоже может быть современным и говорить на такие темы. Вы подумали, что мой отец безмозглый старикан? Скажите правду.
– Нет, – запротестовал я. – Я никогда так не думал.
– Да, он не безмозглый, понимаете… Он очень умный. Только у него совсем нет времени на чтение, потому что он все время работает. Иногда по восемнадцать-девятнадцать часов в сутки, это ужа-а-сно… И он лучший в мире отец!
– Ваш кузен Бернгард – его компаньон?
Наталья кивнула.
– Он управляющий в нашем магазине. Он тоже ужасно умный.
– Вероятно, вы часто видитесь?
– Нет… Он редко навещает нас… Он странный, понимаете. Мне кажется, он любит одиночество. Странно, что он попросил вас нанести ему визит… Вы должны быть осторожны.
– Осторожен? Почему?
– Видите ли, он очень язвителен. Боюсь, он будет насмехаться над вами.
– Что ж, это не так страшно. Множество людей смеются надо мной… Иногда и вы.
– Ах, я! Это другое дело. – Наталья горделиво тряхнула головой: очевидно, она говорила о своем неприятном опыте. – Я смеюсь, чтобы позабавиться, понимаете? Но когда над вами смеется Бернгард, это не так безобидно.
У Бернгарда была квартира на тихой улице, неподалеку от Тиргартена. Когда я позвонил в парадную дверь, из миниатюрного полуподвального окна высунулся привратник, похожий на гнома, спросил, к кому я иду, и наконец, оглядев меня с явным недоверием, нажал на кнопку, отпирающую входную дверь. Такую массивную, что мне пришлось открывать ее обеими руками; она захлопнулась за мной с глухим шумом, точно выстрелила пушка. За нею была еще пара дверей, ведущих во двор, потом дверь в гартенхауз, потом пять лестничных пролетов, затем дверь в квартиру. Четыре двери охраняли Бернгарда от внешнего мира.
В тот вечер на нем было красивое кимоно, надетое поверх костюма. Выглядел он иначе, чем в нашу первую встречу: вероятно, кимоно обнажило какую-то восточную черточку в нем, которую я не приметил раньше. Его утонченный, чопорный, великолепно очерченный профиль, слегка смахивающий на клюв, придавал ему сходство с птицей на китайской вышивке.
Мне он показался флегматичным, но в нем было какое-то застывшее величие, как у фигурки из слоновой кости. Я вновь обратил внимание на его великолепный английский язык и изящные жесты, когда он показывал мне кхмерскую голову Будды двенадцатого века, сделанную из песчаника, стоявшую в ногах кровати: «Оберегает мой сон». На низком белом книжном шкафу стояли греческие, сиамские и индокитайские статуэтки и каменные головки, большинство которых Бернгард привез из своих путешествий. Среди томов художественных репродукций и монографий по скульптуре и антиквариату я увидел «Гору» Вахела и книгу Ленина «Что делать?». Казалось, что квартира на необитаемом острове – с улицы не долетало ни малейшего звука. Степенный слуга в фартуке подавал ужин. Я взял себе суп, рыбу, отбивную и острую закуску; Бернгард пил молоко, ел одни помидоры и сухари.
