Наконец мне удалось сотворить крохотный огонек. Отчаянно прикрывая его руками, я стал раздувать его и молиться, и наконец пламя разгорелось.
Когда я встал, меня трясло от усталости. Тайсон танцевал под воображаемую музыку, размахивая руками и кружась как покрытая татуировками Джули Эндрюс весом три сотни фунтов в ремейке «Звуков музыки»
[58], который так хотел снять Квентин Тарантино. (Я убедил его, что это плохая идея. Можете поблагодарить меня позже.)
Элла принялась сыпать свою фирменную смесь масел, пряностей и трав в огонь. Дым разносил вокруг запахи летнего пира на Средиземноморье. Это наполнило меня спокойствием и напомнило о счастливых временах, когда нам, богам, поклонялись миллионы людей. Такие простые радости начинаешь ценить, только когда лишишься их.
В долине стало тихо, словно я опять оказался в зоне Гарпократовой тишины. Возможно, это было просто затишье перед очередным боем, но мне казалось, что Лагерь Юпитера, затаив дыхание, ждет, пока я закончу ритуал. Дрожащими руками я вытащил из рюкзака банку Сивиллы.
– Что теперь? – спросил я у Эллы.
– Тайсон, – сказала Элла, поманив циклопа к нам, – танец был отличный. А теперь покажи Аполлону подмышку.
Потный и радостный Тайсон неуклюже подскочил к нам, поднял левую руку и придвинулся к моему лицу гораздо ближе, чем мне хотелось:
– Видишь?
– О боги, – отпрянул я. – Элла, зачем было записывать ритуал призыва у него в подмышке?!
– Там его место, – ответила она.
– Было очень щекотно! – засмеялся Тайсон.
– Я… я начну.
Я постарался сосредоточиться на словах и не обращать внимания на волосатую подмышку, которую они обрамляли. И не вдыхать больше чем нужно. Однако должен заметить: с личной гигиеной у Тайсона все просто прекрасно. Несмотря на то что он сильно вспотел во время бурного танца, запах его тела не лишал меня чувств всякий раз, когда приходилось сделать вдох. От него шел только легкий аромат арахисового масла. Почему? Я не хотел этого знать.
– «О защитница Рима! – прочел я вслух. – О, вставить имя!»
– Э-э, – сказала Элла. – Тут нужно…
– Я начну снова. «О защитница Рима! О Диана, богиня охоты! Услышь нашу мольбу и прими нашу жертву!»
Всех строчек я не помню. А если бы и помнил, не стал бы воспроизводить их здесь, чтобы кто-нибудь не решил взять их на вооружение. Призывать Диану, сжигая жертвенные приношения, – это дело, которое никогда нельзя повторять дома, детишки. Несколько раз мой голос срывался. Мне хотелось добавить что-нибудь от себя, чтобы Диана поняла, что это не обыкновенная молитва. Это был я! Я особенный! Но я решил придерживаться инструкции из подмышки. В нужный момент (принести жертву) я бросил банку Сивиллы в огонь. Я боялся, что банка останется там и просто нагреется, но стекло тут же разбилось, освободив последний вздох, который поднялся в воздух серебристым паром. Оставалось надеяться, что я не потратил последний вздох безмолвного бога впустую.
Наконец заклинание было закончено. Тайсон милостиво опустил руку. Беспокойно двигая носом, Элла посмотрела на пламя, затем на небо.
– Аполлон запинался, – сказала она. – Он неправильно прочел третью строчку. Наверное, он все испортил. Надеюсь, что он все не испортил.
– Как трогательно, что ты в меня веришь, – ответил я.
Но на самом деле я разделял ее сомнения. В ночном небе не было признаков божественной помощи.
Полная красная луна по-прежнему злобно смотрела на меня, заливая все вокруг кровавым светом. Вдали не было слышно охотничьих рогов – только на Окленд-Хиллз опять раздавались взрывы да из Нового Рима доносились звуки битвы.
– Ты все испортил, – заключила Элла.
– Подожди! – не сдавался я. – Боги не всегда приходят на помощь сразу же. Однажды у меня ушло десять лет на то, чтобы ответить на мольбу из города Помпеи, и к тому моменту, когда я прибыл туда… Возможно, это не очень хороший пример.
Заламывая руки, гарпия сказала:
– Тайсон и Элла будут ждать здесь – на тот случай, если богиня явится. Аполлон должен идти сражаться.
– Ну вот, – надулся Тайсон. – Но я хочу сражаться!
– Тайсон будет ждать здесь с Эллой, – настаивала она. – Аполлон, иди сражайся.
Я окинул взглядом долину. В Новом Риме уже полыхало несколько крыш. Мэг, наверное, сражается на улицах, выпустив своих боевых единорогов и устроив боги знают что. Хейзел, отчаянно укрепляет оборону, а зомби и гули вылезают из канализации и нападают на мирных жителей. Им нужна помощь, и до Нового Рима мне добираться ближе, чем до туннеля Калдекотт.
Но при одной мысли о битве мой живот пронзила боль. Я вспомнил, как рухнул в гробнице тирана. От меня не будет толку в сражении с Тарквинием. Чем ближе я к нему, тем скорее меня ждет повышение до Зомби месяца.
Я посмотрел на Оклендские холмы, силуэты которых подсвечивались вспышками взрывов. Императоры, наверное, уже сражаются с Фрэнком и его защитниками у туннеля Калдекотт. У меня не было ни Ариона, ни велосипеда, и я боялся, что не успею: возможно, когда я до них доберусь, и помогать будет уже некому. Из двух зол пришлось выбрать меньшее.
– В атаку! – тоскливо проговорил я.
И побежал через долину.
35
Выгодное предложение
Убить нас обоих за раз
Еще и бесплатно!
Знаете, что самое позорное? Пока я, пыхтя и отдуваясь, взбирался на холм, я вдруг понял, что напеваю себе под нос «Полет валькирий». Будь ты проклят, Рихард Вагнер. И ты, «Апокалипсис сегодня»
[59].
Когда я добрался до вершины, у меня кружилась голова и одежда промокла от пота. Увидев, что происходит внизу, я понял, что мое появление ничего не изменит. Я опоздал.
Холмы превратились в безобразную пустошь, испещренную окопами, усыпанную поломанным оружием и разбитыми военными машинами. Сотню ярдов Двадцать четвертого шоссе занимали императорские войска, выстроившиеся в колонны. Вместо тысяч воинов сейчас там было несколько сотен: германцы, хороманды, панды и другие человекоподобные племена. Радовало одно: все мирмеки были уничтожены. План Фрэнка сделать главной целью гигантских муравьев оправдал себя.
У входа в туннель Калдекотт, прямо подо мной, находились остатки Двенадцатого легиона. Дюжина истрепанных полубогов образовали стену из щитов на дороге. Штандарт легиона держала незнакомая девушка, а это значит, что Джейкоб убит или смертельно ранен. Золотой орел так дымился от перегрева, что его почти не было видно. Стало ясно: поражать врагов молниями он сегодня больше не сможет.