– Но тебя, – сердито посмотрела на меня Мэг, – тебя вылечить не получается.
– Я в этом не виноват!
– Возможно, дело в твоей божественной природе, – задумчиво проговорил Праньял. – Раньше мне не приходилось лечить тех, кто в прошлом был бессмертным. Значит, либо тебе не подходят методы лечения, которые действуют на полубогов, либо ты более восприимчив к укусам нежити. Точно не знаю.
Я приподнялся на локтях. На мне не было рубашки, на рану была наложена свежая повязка, поэтому я не видел, как она выглядит сейчас, но боль притупилась. Пурпурные полосы инфекции все еще тянулись от живота к груди, змеились по руками, но теперь они были бледно-лиловыми.
– Не знаю, что ты сделал, но это помогло, – сказал я.
– Увидим. – Праньял по-прежнему хмурился, и оптимизма это не вселяло. – Я приготовил специальную смесь, она магическая, но действует примерно как антибиотики широкого спектра. Мне понадобилась особая разновидность звездчатки средней – магического мокричника, который не растет в Северной Калифорнии.
– Теперь растет, – заявила Мэг.
– Да, – с улыбкой подтвердил Праньял. – Мэг бы очень пригодилась нам в лагере. У нее отлично получается выращивать лекарственные растения.
Мэг залилась краской.
Бастер по-прежнему не двигался и не моргал. Я надеялся, что Праньял время от времени сует ему под нос ложку, чтобы убедиться, что он дышит.
– Так или иначе, – продолжал Праньял, – эта смесь не лекарство. Она только замедлила… процесс.
Процесс. Какой прекрасный эвфемизм, означающий превращение в ходячий труп.
– А если я хочу лекарство? – спросил я. – Кстати, я правда хочу.
– Тут нужны врачебные силы, которых у меня нет, – признался он. – Божественные силы.
Мне хотелось разрыдаться. Праньялу явно следовало поработать над врачебным тактом, скажем придумать побольше чудодейственных безрецептурных средств, которые не требуют божественного вмешательства.
– Можно добавить еще стружки, – предложила Мэг. – Это прикольно. То есть вдруг сработает.
Из-за жгучего желания Мэг пустить в ход терку и из-за голодного взгляда Бастера я почувствовал себя тарелкой пасты.
– И ты наверняка не знаешь, как позвать какого-нибудь бога врачевания?
– Вообще-то, – сказал Праньял, – если ты немного пришел в себя, лучше оденься, и пусть Мэг отведет тебя в принципию: Рейна и Фрэнк очень хотят с тобой поговорить.
Мэг сжалилась надо мной.
Перед встречей с преторами она отвела меня к Бамбило, чтобы я умылся и переоделся. После этого мы заглянули в столовую легиона. Судя по положению солнца и по тому, что в столовой почти никого не было, время было не раннее – между обедом и ужином, – а значит, я провел без сознания почти целый день.
Получается, послезавтра восьмое апреля – кровавая луна, день рождения Лестера и день, когда два злых императора и царь-мертвец разнесут Лагерь Юпитера. Но радовало то, что в столовой сегодня приготовили рыбные палочки.
Когда мы перекусили (делюсь кулинарным секретом: с кетчупом жареная картошка и рыбные палочки куда вкуснее), Мэг повела меня по Виа Претория к штабу легиона.
Бо́льшая часть римлян отсутствовали – видимо, они были заняты тем, что римляне обычно делают после обеда: ходили строем, рыли окопы, играли в Fortius Nitius
[30]? – точно не знаю. Несколько легионеров, мимо которых мы прошли, прекратив разговор, уставились на меня. Наверное, слухи о наших приключениях в гробнице Тарквиния уже разошлись. А может, они узнали, о моей крохотной проблеме – обращении в зомби – и ждали, когда я заору, что мне нужны мозги.
При мысли об этом я вздрогнул. Рана болела гораздо меньше. Я мог идти не скорчившись. Солнце светило. Я вкусно поел. Неужели яд все еще отравляет меня?
Отрицание – мощная штука.
Я догадывался, что Праньял, к сожалению, прав. Он только замедлил распространение инфекции. С этим процессом не мог справиться ни один целитель из лагеря – греческого или римского. Мне нужна была помощь богов – а Зевс строго запретил богам помогать мне.
Стражники без разговоров пропустили нас в преториум. Рейна и Фрэнк сидели за длинным столом, на котором лежали карты, книги, кинжалы и стояла большая банка с мармеладками. Сзади на стене висел пурпурный занавес, а перед ним стоял золотой орел легиона, гудящий от проходящей по нему энергии. Оказавшись настолько близко к нему, я почувствовал, как волосы у меня на руках встали дыбом. Я не понимал, как преторы могут работать здесь, когда позади них находится эта штука. Неужели они не читали статей в медицинских журналах, где говорится о последствиях длительного воздействия электромагнитных римских штандартов?
Фрэнк был в полном боевом облачении, словно готовясь ринуться в бой в любую минуту. Рейна выглядела так, будто только что проснулась: пурпурный плащ впопыхах накинут на слишком большого размера футболку с надписью «PUERTO RICO FUERTE». У меня мелькнула мысль, что, может быть, она в ней спала, но это было не мое дело. Ее темные волосы с левой стороны вихрились в чудесном беспорядке, и я подумал, что, она, наверное, спала на левом боку – но опять же это не мое дело.
У ее ног свернулись на ковре два автоматона, которых я раньше не видел – пара борзых, одна золотая, а вторая серебряная. Обе при виде меня подняли головы, принюхались и зарычали, словно говоря: «Мама, от этого парня несет зомби. Можно мы его убьем?»
Рейна успокоила собак, взяла из банки несколько мармеладок и бросила им. Не знаю, как так вышло, что металлическим борзым нравятся сладости, но они проглотили угощение и снова улеглись на ковре.
– Хорошие собачки, – сказал я. – Почему я их раньше не видел?
– Аурум и Аргентум были в разведке, – ответила Рейна таким тоном, что стало ясно: больше задавать вопросов не стоит. – Как твоя рана?
– Рана преотлично, – сказал я. – А вот я не очень.
– Ему уже лучше, – уверенно добавила Мэг. – Я натерла единорожьего рога и посыпала его рану стружкой. Было прикольно.
– Праньял тоже помогал, – напомнил я.
Фрэнк указал на места для гостей:
– Устраивайтесь поудобней.
Удобство было весьма относительным. Складные трехногие табуреты выглядели вовсе не такими мягкими, как кресла преторов. А еще они были похожи на треножник Дельфийского оракула, что напомнило мне о Рейчел Элизабет Дэр из Лагеря полукровок, которая с большим нетерпением ждала, когда я верну ей пророческий дар. Мысль о ней вызвала в памяти Дельфийскую пещеру, а затем и Пифона, и кошмар, и мысли о том, как я боюсь умереть. Ненавижу потоки сознания.
Когда мы уселись, Рейна развернула на столе пергаментный свиток:
