– Погибли в газовых камерах или были расстреляны, здесь или в каком-то другом лагере. Какая разница? – От его хладнокровного тона она побледнела. – Они были шпионками.
– Они не были шпионками, – рассердилась Элеонора.
– А кем же они, по-вашему, были? – парировал Криглер. – Одеты были в штатское, вели подрывную деятельность на оккупированной территории. Их арестовали и убили.
– Это я знаю, – сказала Элеонора, беря себя в руки. – Меня интересует, как их вычислили? – Криглер, продолжая упорствовать, отвел взгляд. – Между прочим, у тех женщин тоже были дети, дочери, как у вас. И эти дети никогда больше не увидят своих матерей.
Она заметила, как что-то дрогнуло в глазах Криглера, в них промелькнул страх.
– И я свою больше никогда не увижу. Меня повесят, – произнес он.
Если есть на свете справедливость.
– Наверняка вы этого знать не можете. Если будете сотрудничать со следствием, возможно, вас приговорят к пожизненному заключению. Так почему бы не рассказать мне правду? – настаивала Элеонора. – То, о чем я спрашиваю, к обвинению не имеет отношения, – добавила она, на мгновение позабыв про обещание помочь, что она дала Мику. – Со стороны своих вам опасаться больше нечего. Все остальные либо арестованы, либо их уже нет в живых.
– Бывают такие тайны, которые лучше унести в могилу.
Что же это за тайны такие? Почему человек, стоящий на пороге смерти, предпочитает хранить молчание?
Элеонора решила испробовать другую тактику. Она достала из сумки фотографии и дала их Криглеру. Он стал их просматривать. Потом вдруг остановился и вытянул в руке один снимок.
– Мари. – Взгляд его вспыхнул, будто он что-то вспомнил. Криглер показал на свое лицо, на незарубцевавшийся шрам. – Она пустила в ход когти, оцарапала меня вот здесь и здесь. – Оставила на нем отметину, которая никогда не изгладится. – Но в конечном итоге сделала все, что от нее требовалось. Не ради спасения собственной жизни, а чтобы спасти его.
– Веспера?
Он кивнул.
– Но я все равно его пристрелил. – Криглер, казалось, осмелел. – Ничего личного, – добавил он невозмутимо. – Мне он больше был не нужен… впрочем, как и она.
– А что стало с Мари? – спросила Элеонора, со страхом ожидая ответа.
– Ее вместе с другими женщинами перевели из Френской тюрьмы.
– Когда?
– В конце мая. – Сразу же после того, как Джулиан вернулся из Лондона. Гораздо раньше, чем считала Элеонора.
– Значит, к тому времени у вас уже была ее рация? – Он кивнул.
– Но мы по-прежнему получали донесения. – И передавали радиограммы, добавила про себя Элеонора. Все ее тогдашние опасения подтвердились.
– Донесения, что передавали мы. Первую рацию мы взяли в Марселе. Но поскольку Лондон уже знал, что та группа раскрыта, радировать с нее не имело смысла. Мы поиграли с частотами и нащупали ту, что использовала группа Веспера. Нам удалось имитировать почерк вашей радистки и добиться того, чтобы Лондон передавал нам информацию.
Радиоигра, как и сказал ей Анри в Париже. Элеонора вспомнила про свои подозрения: одни радиограммы Мари не вызывали опасений, другие были совершенно не в ее стиле. Последние, догадалась она, на самом деле посылала немецкая разведка. Первое время Элеонора скрывала свою обеспокоенность, но потом, когда изложила Директору все подозрительные факты, он отмел ее тревоги. И вот теперь эти факты лежали перед ней, как выигрышный расклад карт. Если бы она повела себя более настойчиво, надавила на Директора…
Впрочем, сейчас не время упиваться чувством вины. Драгоценные минуты, выделенные ей на разговор с Криглером, неумолимо истекают.
– Но каким образом? В Париже я узнала, что вы завладели нашими станциями и использовали их для ведения радиообмена с Лондоном. Но ведь у вас не было проверочных кодов. Как вам это удалось?
– Мы сами не думали, что получится. – На его губах заиграла усмешка, и Элеонора с трудом сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину. – Ведь британцы запросто могли раскрыть наш обман – по множеству разных признаков. Сначала мы решили, что они просто невнимательны, так как у них слишком много работы. А потом поняли: кто-то в Лондоне хочет, чтобы мы получали сообщения.
– Не понимаю. Это вы о чем?
– В середине мая 1944-го мне случилось на время покинуть штаб-квартиру. Один из моих замов, полный dummkopf
[19], слишком много возомнил о себе. Направил в Лондон сообщение, в котором дал понять, что оно от нас. Я, когда это узнал, отдал его под трибунал за предательство.
– Кто конкретно в Лондоне? – Элеонора сама не раз посылала сообщения. Но ни о какой радиоигре слыхом не слыхивала.
– Понятия не имею. Кто-то знал и продолжал передавать нам радиограммы.
Элеонора судорожно перебирала в уме всех, кто имел доступ к ведению радиообмена с группой Веспера. Очень узкий круг людей: она сама, Джейн, Директор. Никто из них, она была уверена, не пошел бы на такое.
Только она собралась задать свой следующий вопрос, Мик, постучав в дверь, жестом велел ей выйти в коридор.
– Всё, время вышло, – сказал он, когда она неохотно покинула камеру. – Вы выяснили, что хотели?
– Пожалуй.
Элеонора никак не могла прийти в себя после шокирующего заявления Криглера: немцы сообщили Лондону о том, что они завладели рацией британского агента; Лондон был в курсе. Элеонора была ошеломлена – и озадачена. Она находилась в штаб-квартире каждый божий день на протяжении всей операции и даже не догадывалась – тем более не слышала – ни о чем подобном.
Мик с надеждой во взоре смотрел на нее, ожидая информации, в которой он так остро нуждался. В камере, думая о погибших девочках, она напрочь забыла выведать у Криглера то, что обещала Мику. Но это было неважно. Она располагала сведениями, которые ему нужны.
– Он признался в убийстве Джулиана Брукхауса. Сказал, что лично застрелил его в штабе парижского отделения СД в мае 1944 года.
– Вы выудили из него это за десять минут? – изумился Мик.
Элеонора кивнула.
– Если станет отпираться, скажите ему, что я скрытно записывала наш разговор на пленку. И что я готова дать показания против него на судебном процессе. – Записывающего устройства при ней, конечно, не было, но показания против него, если придется, она даст.
Мик шагнул к камере.
– Теперь мне нужно с ним поговорить, пока его не увезли. Если не хотите меня ждать, я распоряжусь, чтобы вас отвезли на базу.
– Подожду, – сказала Элеонора. Теперь-то у нее полно времени.
Через несколько минут Мик вышел.
– Криглер снова хочет вас видеть. – Удивленная, она вернулась в камеру, чтобы еще раз лицом к лицу встретиться с самым бесчеловечным из негодяев на земле.
