Каждый вечер по возвращении в гостиницу Элеонора садилась в баре, где просматривала свои записи и составляла план действий на следующий день. Она специально остановилась в «Савойе», хотя понимала, что Директор не сможет оплатить ее проживание здесь. Привлекали ее вовсе не центральное расположение этого некогда роскошного отеля или его кухня: «Савой» был одной из немногих парижских гостиниц, где качество блюд почти достигло довоенного уровня. Дело в том, что во время войны именно «Савой» был местом встречи агентов с бойцами Сопротивления, и Элеонора надеялась, что, возможно, кто-то из них по старой памяти захаживает в этот бар.
Просмотрев намеченные пункты своего плана, она поняла, что он исчерпан, и больше оставаться в Париже не имеет смысла. Она торчала здесь уже почти неделю, и Директор больше не мог оказывать ей поддержку. Элеонора подумывала о том, чтобы вернуться домой. Но если она прекратит поиски, тогда всё, ее девушки будут забыты навсегда. Агентов-мужчин будут продолжать разыскивать; составлены списки, оформлены поручения, направляются запросы. А ее девушки без ее участия просто бесследно исчезнут. Нет, она их не бросит, но, возможно, надо искать в других местах, арендовать машину, поездить по районам к северу от Парижа, где также действовали агенты во время войны.
В дальнем конце бара она заметила мужчину с близко посаженными глазами. По возрасту он был моложе ее, одет в серую шерстяную куртку. Мужчина делал вид, что читает «Ле Монд» – статью под заголовком: «Суд над военными преступниками». Но Элеонора чувствовала, что он наблюдает за ней поверх газеты. Она напряглась. В Арисейг-Хаусе агентов с первых дней подготовки учили распознавать за собой слежку, но впервые объектом слежки стала она сама.
Элеонора залпом допила мартини, подписала чек, прошла через вестибюль и на лифте поднялась в свой номер. Некогда элегантно убранная комната теперь имела потрепанный вид: кровать провисла, обои вздулись.
Стук в дверь. Элеонора вздрогнула, посмотрела в глазок. Тот самый мужчина из бара. Значит, не слежка, рассудила она, раз он пришел прямо к ней. Сначала она решила не отзываться, но потом подумала, что мужчина, конечно же, видел, как она поднялась к себе; ко всему прочему, он мог обладать нужной ей информацией. Она чуть приоткрыла дверь.
– Да?
– Меня зовут Анри Дюке. Я был участником движения Сопротивления. – Во время войны за такие слова могли бы казнить, а теперь он щеголял ими, как медалью.
Она колебалась. Как он ее нашел? Что ему нужно?
– Элеонора Тригг, – осторожно представилась она, шире отворяя дверь.
Он вошел, положил на стул газету, которую читал в баре. Холодно посмотрел на нее.
– Я работаю в министерстве, видел вас там. Вы ходите по Парижу, задаете всякие вопросы. Людям это не нравится.
– Каким людям?
Он не ответил.
– Вы знали агентов из группы Веспера, действовавшей здесь во время войны? – спросила Элеонора. – Веспера? Рене Демар? – Она машинально употребила псевдоним Мари и лишь потом сообразила, что теперь это неважно. – То есть Мари Ру? Вам известна их судьба? – Возможно, ее гость блефовал. Радоваться было рано. – Если дело в деньгах… – начала Элеонора, прикидывая, сколько она может ему предложить из собственных средств, чтобы остались деньги на обратную дорогу.
– Non! – яростно вскричал он, и Элеонора испугалась, что оскорбила его. Внезапно он схватил ее за руку. Его глаза сверкали гневом.
– Пойдем-те, – сказал он. – Покажу вам кровь – она на вашей совести.
* * *
Сорок минут спустя Элеонора оказалась в здании, в котором во время оккупации размещался штаб СД.
– Кровь на моей совести? – повторила Элеонора, выходя из гостиницы вслед за Анри Дюке. – Не понимаю, о чем вы. – Она, конечно, была виновата в том, что не повела себя более решительно и не убедила Директора прислушаться к ней, когда у нее возникли подозрения относительно радиограмм, но этот француз ни о чем таком не мог знать.
Он подвел ее к ожидавшему «рено». Элеонора внутренне напряглась. Никогда не позволяй противнику увозить тебя с места встречи, гласило одно из главных правил шпионажа. Покинув знакомую территорию, ты становишься слабым и уязвимым. Зря она поехала бог знает куда с этим незнакомцем, который относился к ней с явным презрением.
– Куда вы меня везете? – спросила она. Француз не ответил. Элеонора хотела оказать сопротивление, даже устроить скандал, лишь бы его остановить. Но, возможно, он что-то знал о ее подопечных.
Сгущались сумерки. Анри молча вел машину по улицам Парижа. Первые дни, мотаясь по госучреждениям, Элеонора сам город почти не замечала. Теперь она внимательно смотрела в окно, отчасти чтобы успокоить нервы – и чтобы запомнить дорогу, на тот случай, если придется в спешке возвращаться в гостиницу. На улицах было оживленно, за большими окнами кафе болтали модно одетые мужчины и женщины, владельцы магазинов опускали на ночь навесы. Однако все это по-прежнему окутывал некий туман войны, приглушавший некогда яркие краски Парижа.
Наконец машина свернула на широкую улицу с жилыми домами. Увидев на углу табличку «Авеню Фош», Элеонора сразу все поняла. Живот будто на узел стянуло. В военных разведсводках ей встречался адрес: авеню Фош, дом 84. Во время оккупации там размещалась парижская штаб-квартира немецкой контрразведки – СД.
Не нервничай, дыши ровно, уговаривала она себя. Машина остановилась перед входом в пятиэтажный особняк с балконами из кованого железа. СД больше нет, рассуждала Элеонора. Анри Дюке – участник движения Сопротивления. Он – союзник, во всяком случае, был союзником в прошлом. Наверно, он не просто так привез ее сюда. Возможно, здесь она что-то выяснит.
Элеонора вышла из машины. Холодный зимний воздух обжег лицо, гулявший по широкому бульвару хлесткий ветер, казалось, пронизывал насквозь. Флагшток над главным входом в здание, на котором еще год назад наверняка развевался флаг со свастикой, был пуст. Анри отпер дверь здания. Откуда у него ключ? Элеонору оглушила тишина вестибюля. С виду это был обычный дом, который приспособили под учреждение, но Элеонора много раз читала о жестоких пытках, которым подвергали здесь арестованных во время допросов. Она внутренне содрогнулась, но попыталась держать себя в руках, поднимаясь по лестнице вслед за Анри.
– Здесь. – Он открыл одну из дверей на втором этаже и пропустил ее вперед. Это был кабинет, не больше кабинета Директора в их управлении. Письменный стол, журнальный столик, несколько стульев. Немцы покинули это здание много месяцев назад, но стены здесь все еще воняли сигаретным дымом, мочой и чем-то еще, имевшим запахи металла и гнили.
В углу Элеонора увидела один из их радиопередатчиков, вне сомнения, тот самый, что погубил агентов.
– Передатчик… как он к ним попал?
– Мы считаем, что немцы внедрили своего агента в наше марсельское отделение. При аресте агентов в Марселе они захватили и рацию. Потом, действуя под видом разных радистов, они получали информацию о местах доставки оружия и даже агентов. Новые аресты, новые рации. Эта, кажется, появилась позже.
