– Мсье, мне нужно осмотреть вашу рану на ноге, – не сдавалась молодая женщина. – Меня привез ваш друг Жозюэ, я – медсестра.
Больной захрипел так, словно вот-вот задохнется, но при этом не шевельнулся и не разомкнул век. Снедаемая тревогой, Жасент отметила про себя, что на улице собаки Одноглазого устроили шумную возню. «Ему не следовало их распрягать, – подумала она. – Этому несчастному нужна антирабическая сыворотка, и как можно скорее! Мы срочно должны доставить его в Сен-Прим, а оттуда перевезти в Робервальскую больницу».
Была во всем этом одна странность: больной находился в полубессознательном состоянии и не мог встать с постели. Если взбесившийся волк укусил Фильбера за щиколотку, но рану сразу же прижгли, у них есть еще несколько спасительных часов, прежде чем опасная инфекция начнет распространяться по всему телу.
– Ну как он? – послышался за спиной Жасент низкий мужской голос.
Одноглазый вошел в хижину и поставил на шаткий стол чемоданчик медсестры.
– Ваш друг не отвечает и за все это время ни разу не пошевелился, – озабоченным тоном ответила женщина. – Это странно! Раз его укусили вчера, он должен быть еще на ногах и чувствовать себя не хуже, чем мы с вами. Очень надеюсь, что у собак хватит сил на обратную дорогу и мы сможем выехать немедленно.
– Торьё! Вы что, смерти его хотите? В такой холод катать больного Фильбера по лесу! Он, дурень, вообще не хотел, чтобы я вас сюда привозил. Жаль, я его не послушался… А что он молчит и не шевелится – думаю, это потому, что вы женщина.
– Это глупо с его стороны, – вздохнула Жасент.
Однако такое поведение раненого было ей понятно: слишком долго этот траппер прожил один, вдали от людских поселений, где к нему могли бы отнестись по-доброму; наверняка он заядлый холостяк и отвык от общения с себе подобными, как и от женского общества.
– Мсье Фильбер, вы не первый мой пациент! – воскликнула Жасент. – Если вы в сознании и не ощущаете нестерпимой боли, пожалуйста, ответьте мне и перестаньте притворяться умирающим! Мне это мешает, я не могу выполнить свою работу.
Она замолчала и лукаво улыбнулась Одноглазому. Тот сначала опешил, но потом понял ее маневр и подмигнул в ответ.
– Молодая, а соображает! Моего старого приятеля Фильбера надо разжалобить – иначе его не возьмешь. Ну-ка, открывай глаза! Ты не пожалеешь, медсестра Дебьен – красавица.
Жасент терпеливо ждала. Она успела снять верхнюю одежду и шапку, и ее длинные, каштановые с золотистым отливом волосы свободно рассыпались по плечам. Зеленый шерстяной пуловер облегал высокую грудь, а черная юбка из джерси подчеркивала бедра. Прекрасна была не только ее пропорциональная фигура с округлыми формами, но и лицо, выражение которого свидетельствовало о ее решительном характере.
– Что ж, хотите вы этого или нет, я приступаю к осмотру, – заявила медсестра. – Только, осторожности ради, надену каучуковые перчатки. Если вы заразились бешенством, мне лучше поостеречься.
– Это я понимаю, – кивнул Одоноглазый. – А труп того волка надо сжечь. Мадам медсестра, я правильно говорю?
– Думаю, это необходимая мера, – согласилась Жасент.
Прежде чем натянуть перчатки, она тронула морщинистый лоб своего пациента. Кожа у него была сухая и теплая – значит, жара нет. Это простое прикосновение чудесным образом привело больного в чувство.
– Я не могу вам заплатить! – сердито воскликнул он, широко открывая раскосые глаза, взгляд которых был очень угрюмым. – Убирайтесь! Если мне суждено сдохнуть от волчьего укуса, я сдохну тут, в одиночестве. А тебя, Жозюэ, я предупреждал: не надо никакой медсестры! Господь свидетель, я это заслужил – то, что со мной случилось. Сколько себя помню, я убивал волков, потому что за это полагалась награда, и другое зверье – чтобы продать шкурки. Сдохну – и ладно, это я вам говорю!
С гневным восклицанием старик сел на постели и окинул Жасент недоверчивым взглядом.
– Мсье, если у вас нет денег, вам не придется мне платить. Я медсестра, и мой долг – спасти вам жизнь. Я как-нибудь проживу без пары долларов, которые могла бы с вас получить. Как только проявятся симптомы бешенства, лечить вас будет поздно. Но если завтра вам вколют сыворотку, фатальных последствий не будет.
– Я ничего не понимаю в вашей тарабарщине, – проворчал Фильбер. – Одноглазый плеснул на рану виски, прижег ее – я чуть не окочурился от боли. Так что мне ничего не грозит.
Произнеся это, он скрестил руки на груди и гневно поджал губы. Жасент, растерявшись, вспоминала, чему ее учили в медицинской школе. «Рана находится далеко от головного мозга, это уже хорошо. Может статься, что заразной слюны в нее попало мало и инфекция распространяется не так быстро, как могла бы, – думала Жасент. – Но сыворотку ему нужно уколоть обязательно».
Пока она размышляла, Одноглазый подбросил в очаг дров, поворошил раскаленные угли и подвесил над ними на треноге помятый чайник с водой.
– Сделаю вам хорошего горячего чаю, – буркнул он, поглядывая на молодую женщину, у которой был озадаченный вид. – И плесну туда спиртного, это вас взбодрит. Слышите, какой на улице ветер? Лучше уж переночевать здесь.
Жасент почувствовала себя так, словно попала в ловушку.
– Нет, об этом и речи быть не может, – сухо возразила она. – Мой муж будет волноваться, и, кроме того, нужно сделать все, чтобы остановить заражение. Отвезите нас в Сен-Прим, вашего друга и меня, а там я найду способ завтра добраться до больницы – на санях, если потребуется. Кстати, мсье Жозюэ, вы и сами могли бы это сделать. Глупо было привозить меня сюда. Лучше было бы сразу доставить больного в Сен-Прим, откуда этим вечером идет поезд в Роберваль.
Одноглазый с выражением полнейшего бессилия воздел руки к небу, а потом, поморщившись, ткнул пальцем в сторону Фильбера:
– Этот дурень никуда не хотел ехать! Что же мне, надо было оглушить его и связать? Фильбер – парень крепкий, сами видите.
Жасент, которой все это надоело, наконец приподняла одеяло. Дипломированная медсестра была потрясена, увидев жалкую серую повязку, всю в странных отметинах, в самом центре которой виднелось пятно с четкими краями, отвратительного пурпурно-желтого оттенка.
«Рана сочится… Раскаленное железо обожгло мягкие ткани. Не обработанная специальным бальзамом, она осталась открытой и, должно быть, ужасно болит», – подумала женщина.
Раненый не сводил с нее недоброго взгляда. Жасент посмотрела на него в ответ, про себя снова посетовав на то, с каким упрямством некоторые отрицают достижения медицины и боятся попасть в больницу.
– Мсье Жозюэ, мне понадобится горячая вода. Я обмою пациенту рану, а потом наложу на нее свежую повязку.
Фильбер испустил отчаянный вопль.
– Нет! Не прикасайтесь ко мне! Не надо меня лечить, лучше уж поедем. Я согласен, чтобы меня увезли отсюда, но только к моей сестре, никуда больше. Ты меня слышал, Жозюэ? Собирайся!
