Они еще долго лежали обнявшись, с гулко стучащими сердцами, щека к щеке.
– Нужно ехать, – наконец произнесла Жасент – не без сожаления.
– Да, конечно. Не беспокойся, – отвечал Пьер.
Она еле слышно засмеялась – так смеются влюбленные женщины. Счастливая и умиротворенная, Жасент больше ни о чем не волновалась.
Но стоило им приехать в Сент-Эдвидж, как их беспокойство не только вернулось, но и многократно усилилось. Сидони стояла на крыльце – и, похоже, поджидала их. Как только Пьер припарковался, она сбежала со ступенек.
– Не выключай зажигание, нужно срочно возвращаться в Сен-Прим! – воскликнула Сидони, несомненно, встревоженная до крайности. – Жасент! Только что звонила Матильда. Наша Анатали пропала! Господи, ну почему ты оставила детей с этой беспомощной старой девой?
– Как это пропала? – растерянно повторила старшая сестра.
– На выходе из церкви. Матильда считает, что это Брижит Пеллетье увела девочку, но доказательств нет. Я вообще не понимаю, чем вдове не угодила наша племянница. В общем, едем! Ну что же ты медлишь, Пьер? Обсуждать нечего, нужно действовать!
Но Жасент не могла пошевелиться, она словно окаменела от неожиданности и угрызений совести. Она слова не могла вымолвить, находясь в шоковом состоянии, в то время как ее муж вывел автомобиль на дорогу на Роберваль и увеличил скорость.
– Дорогая, не надо тревожиться, – попытался он ее подбодрить. – К тому времени, когда мы вернемся, Анатали наверняка найдется. Наверное, она пошла на кладбище. В ее годы дети часто совершают необдуманные поступки.
– Но ей в марте исполнилось восемь! Пьер, я тысячу раз говорила ей, чтобы она держалась подальше от незнакомцев и от машин, которые слишком быстро ездят по главной улице. И потом, уже много дней Анатали боится встретить в деревне Пакома, так что одна она бы никуда не пошла. Матильда права: это Брижит ее увела. Помнишь, недавно, вечером, я рассказывала тебе, что вдове Пеллетье взбрело на ум, будто Анатали – ее внучка. А еще Брижит пьет до потери рассудка!
– Пусть так! Но даже пьяная, разве она обидит ребенка? – возразил Пьер.
– Неизвестно, какая блажь может прийти ей в голову! Господи, нам вообще нельзя было оставлять Анатали одну!
Жасент побледнела. Закрыв глаза, она обратилась к Господу, вкладывая в молитву всю свою душу.
Сен-Прим, в доме на улице Потвен
И все-таки Брижит встревожилась. Она за руку вытащила Анатали из платяного шкафа и знаком приказала ей поскорее одеваться.
– Боже милостивый, оставят меня когда-нибудь в покое? Уходи немедленно, иначе эта старая ведьма поднимет шум и мне не поздоровится.
Девочка поняла, что речь идет о Матильде, но не проронила ни слова – она была очень рада, что ее отпускают.
– Выйдешь через заднюю дверь, что ведет во двор. И чтобы никто не знал, что ты была у меня! Никому не говори! Поторапливайся.
Вдова понемногу приходила в себя, а еще ей показалось, что кто-то снова зовет ее с улицы. Анатали пролепетала жалобно:
– До свидания, мадам!
Она спустилась по лестнице, с замирающим сердцем пробежала по кухонной подсобке, из которой наружу вела довольно-таки низкая дверь, и наконец оказалась во дворе с разбросанным повсюду хозяйственным мусором. Раньше этот двор был окружен оградой, от которой осталось несколько проржавевших покосившихся секций.
«Я спасена! Спасена!» – твердила про себя девочка, перепрыгивая через измятый бидон, потом – через деревянный ящик.
Скоро она оказалась на тропинке между двумя ухоженными огородами. Анатали услышала кудахтанье кур и обрадовалась еще больше. «Это курятник прадедушки Фердинанда, наш курятник! Если добегу до него, буду уже дома!» – думала она, стремясь поскорее оказаться в надежном укрытии – там, где все привычно и знакомо.
Пять минут спустя девочка влетела в дом. Томми с лаем, весело подпрыгивая, выскочил ей навстречу.
– Песик мой, ты тут! Хороший мой Томми! – воскликнула Анатали. – Бежим наверх, мне нужно спрятаться! Быстрее!
Ей хотелось превратиться в мышку и забиться в какую-нибудь дыру в стене или же под плашку паркета. Сердце у нее стучало так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. В своей комнате девочка залезла под кровать и прижалась спиной к стене. Томми последовал за хозяйкой и лег рядом с ней. Стараясь не заплакать от страха и обиды, Анатали крепко обняла собаку – она так боялась, что больше никогда его не увидит!
– Лежи смирно, мой песик, не шевелись! Какая же я дурочка, что поверила матери Пакома и пошла с ней! Жасент будет меня ругать, и дядя Лорик тоже!
Только теперь Анатали дала волю слезам, уткнувшись носом в жесткую собачью шерстку. Томми тихонько заскулил. Он понимал, что его хозяйка очень огорчена.
* * *
Между тем на улице Потвен толпа рассерженных мужчин, топча палисадник Брижит Пеллетье, направилась прямо к дому. Как и Матильда полчаса назад, Лорик что было силы забарабанил в дверь.
– Открывайте! – крикнул он.
– Мы хотим знать, где ваш сынок-кретин! – сердито вторил ему хозяин Grand Café.
Прихватив с собой двух подручных, ругавшихся на все лады, Альфред Ламонтань обыскал дровяной сарай и уборную. Оставалась еще одна хозяйственная постройка – небольшая мастерская, где в свое время работал Казимир Пеллетье, плотник по профессии. В этот момент к поискам присоединились Матильда и кюре, оба едва стояли на ногах от изнеможения. Сидони и Журдену Прово знахарка решила позвонить из пресбитерия: нужно было предупредить священника о недостойном поведении вдовы Пеллетье. Духовный пастырь Сен-Прима благодаря своей должности знал много секретов, а потому встал из-за обеденного стола и побежал на улицу Потвен.
Кюре оказался в первых рядах, когда Альбер Ламонтань распахнул дверь мастерской. Присутствующие столпились, силясь заглянуть внутрь. И тут же последовал хор возмущенных воплей.
– Табаруэт! Бедняга испустил дух! – ужаснулся Жактанс.
Лорик локтями расчистил себе дорогу. Матильда шла за ним и вскоре оказалась рядом с лежащим на земле Пакомом. Она присела возле неподвижного тела и приложила палец к основанию шеи.
– Еще жив! – объявила она. – Боже милосердный! А дóктора по воскресеньям нет на месте!
Паком лежал на старой посеревшей соломе, под головой у него был клочок какой-то ткани, сплошь испачканный рвотными массами.
– Ну и ну! Да у него руки связаны за спиной! – изумился кто-то.
– Парня накачали наркотиками. Он запросто мог умереть, – буркнула Матильда. – Кто это сделал, ясно – его мать! С тех пор как Брижит начала выпивать, она обращается с сыном хуже, чем иной хозяин со своим скотом. И вот доказательство…
Возмущенный кюре направился к крыльцу дома вдовы Пеллетье. Входная дверь приоткрылась, и показалось красное лицо хозяйки. Ее глаза словно остекленели и смотрели в никуда.