– Проваливай, старая вешалка! – крикнула вдова, и это было ее ответом.
Брижит охнула, и поток ругательств оборвался. Перепуганная Анатали поспешно спряталась за пропахшее нафталином пальто. Ее хрупкая надежда разлетелась вдребезги, оставив после себя одно лишь уныние.
* * *
Выскочив из машины хозяина кафе, Лорик оказался перед толпой, колыхавшейся, как море, вокруг несчастной Рози Пулен. Сидя на стуле, пугающе бледная, соседка Жасент тихонько плакала и что-то жалобно шептала. Монахини как могли утешали ее, благо Калеба им уже удалось успокоить, и теперь одна из них крепко держала мальчика за руку.
– Что случилось? – крикнул фермер, хотя хозяин кафе по дороге уже успел ввести его в курс дела. – С каких это пор Жасент уезжает, не предупредив меня? Могла бы оставить детей мне. Или я ей не брат?
– Простите, мсье! – взмолилась Рози. – Если бы вы знали, как я сожалею! Я позволила вашей племяннице пойти поздороваться с Матильдой, а потом – потом она пропала!
– Кстати о Матильде! Где эта старуха? – сердито поинтересовался официант из Grand Café.
– И правда, где? – подхватил Альбер Ламонтань. – Мы рассказали ей, как все было, но ей, по-моему, и дела нет! Она не очень-то спешила нам помогать! Лорик, мы уже начали поиски. Жактанс осматривает кладбище и его окрестности, юный Эктор поехал на велосипеде к вокзалу. Остальные мужчины расспрашивают прохожих на соседних улицах.
Лорик окинул подозрительным взглядом ближайшие дома, а потом заявил, устремив обвиняющий перст на Альбера Ламонтаня:
– Так вы говорите, Матильда сразу же ушла? Очень удивлюсь, если это случайность. Наверняка она догадалась, где может быть Анатали. Руку даю на отсечение – это опять проделки Пакома. И на этот раз, если он коснулся девочки хоть одним своим грязным пальцем, я его придушу, клянусь!
С этими словами Лорик бросился бежать к улице Потвен. Толпа добровольных помощников потянулась следом за ним: виновника следовало наказать со всей строгостью.
На дороге между Робервалем и Сент-Эдвиджем в тот же день, но часом ранее
Пьер вел машину левой рукой; правая лежала на бедре его жены. Он слегка приподнял ее юбку, чтобы прикасаться к нагретой солнцем, бархатистой, перламутрово-белой коже.
– Смотри лучше на дорогу! – уже во второй раз нежно упрекнула его Жасент.
– Нет никакой опасности! Дорога широкая и почти без поворотов. Так хорошо, что мы с тобой вдвоем, Жасент! Можем даже ненадолго остановиться, не доезжая до Сент-Эдвиджа, и прогуляться по лесу…
Догадавшись о его желаниях, Жасент ласково улыбнулась мужу.
– Нет, это несерьезно. Я не хочу досаждать родственникам Сидони, ведь тогда мы приедем как раз к обеду.
– Значит, на обратном пути? – спросил Пьер. – У меня в багажнике есть одеяло. Расстелю его на земле, и мы с тобой сможем полюбоваться, как свет играет в летней листве!
– И это всё? – пошутила Жасент. – Нет, Пьер. Есть кое-что, о чем я тебе не сказала. Я надеюсь урезонить Сидони, убедить ее, чтобы не ехала за границу или в Монреаль. Еще я рассчитываю отговорить ее от развода. И, если только это возможно, убедить посоветоваться с Матильдой – по поводу недомогания, которое она держит ото всех в секрете. Журден сегодня же вечером мог бы отвезти свою жену в Сен-Прим. И это, поверь, обернулось бы во благо им обоим! С Матильдой я уже говорила. Она обещала очень постараться!
– Что за недомогание? Сидони выглядит совершенно здоровой. Или, может быть…
Пьер вовремя замолчал. Ему не хотелось делиться с женой доверительным признанием Журдена, хотя соблазн был велик.
– Это интимная проблема, – продолжала Жасент тихо. – Иначе я бы рассказала тебе больше. Знахарка может преуспеть там, где медицина оказалась бессильной.
Догадка Пьера подтвердилась: речь действительно шла о проблеме, которой в минуту отчаяния поделился с ним зять.
– Сидони откажется! Она терпеть не может Матильду, и ты это знаешь.
– Разве нам всегда нравится доктор, который нас лечит? – возразила Жасент. – В жизни бывают ситуации, когда нужно смириться и потерпеть. Прости, я не могу посвятить тебя в подробности. Кроме меня, о Сидони некому позаботиться, и иногда мне ужасно не хватает мамы. Все, конечно же, было бы по-другому, будь она с нами!
Пьер почувствовал, что жена борется с затаенной тоской, готовая расплакаться от беспокойства и горечи.
– Моя любимая, бедная девочка! Обо всех заботишься, всех оберегаешь! – пробормотал он.
Не добавив ни слова, Пьер сбросил скорость, а вскоре свернул на лесную дорогу. Через сотню метров он выключил зажигание.
– Что ты еще задумал? – возмутилась Жасент. – Уже почти одиннадцать! Мы только время потеряли, заехав в Роберваль!
– Тебе нужно успокоиться, получить удовольствие от хорошей погоды и нашего маленького путешествия, – просто сказал ее муж.
И она сдалась – ведь Пьер улыбался ей, и взгляд его ласковых глаз был таким чудесным, таким любящим… Вскоре они уже не спеша прогуливались меж кленов и елей. Жасент с наслаждением вдыхала запах теплой земли и диких трав, замирала от восторга, услышав трель невидимой птицы, затаившейся в листве. Когда Пьер нежно обнял жену и поцеловал ее в губы, она от удовольствия закрыла глаза. Стоило ей прильнуть к нему, как все беды, страхи и повседневные заботы отступали. Грудь мужа оставалась для Жасент самым желанным приютом, где можно было восстановить силы или попросту забыть обо всем на свете.
– Ты красивая, очень красивая… Я тебя обожаю, – шептал он ей на ушко. – Ты – лесной цветок, и я хочу тебя сорвать. Ты – моя жена, моя дорогая, любимая!
Ему хотелось утешить ее, увести в самое сердце вселенной, сотканной из счастья и гармонии. И, несмотря на обуревавшее его желание, Пьер был нежен и деликатен – он хотел подарить жене истинную радость.
– Любовь моя! – прошептала Жасент между поцелуями.
Супруги наслаждались нарастающим удовольствием и наконец, побежденные и задыхающиеся, легли на землю. Жасент притянула мужа к себе, и он расстегнул на ней блузку: вид ее грудей, этих пленниц жесткого корсажа, невероятно возбуждал Пьера.
– Хочу тебя! Войди скорее! – произнесла Жасент со стоном.
Он привстал, чтобы приподнять ее юбку и снять с нее маленькие трусики. Солнечный луч воспламенил треугольник светлых, с рыжим отливом волос, – в том месте, где сходятся бедра. Словно пьяная, со взглядом, подернутым пеленой вожделения, Жасент заставила мужа лечь на нее сверху. Он вошел в нее, едва не закричав от восторга. И тотчас же Жасент – изгибаясь, отдаваясь, – обвила его ногами.
Она поддалась первой – унеслась на крыльях невероятного экстаза, такого сильного, что, казалось, она летит, растворяется в пространстве, превращается в частичку света, жизненного сока, плодородной земли. Пьер выплеснул свое семя с последним толчком и древним, как мир, хриплым криком изумления.
