– Я отвезу вас к вашей ферме, – сказал он. – Вы не в состоянии вернуться туда пешком. Черт возьми! А где же Пьер Дебьен? Мне казалось, вы помирились. Почему же он не поддерживает вас в столь непосильном испытании?
Имя Пьера прозвучало громко и неожиданно, заставив Жасент ощутить некий дискомфорт, на душе у нее стало тревожно. Скоро она его увидит: он приедет, как только узнает о том, как на самом деле умерла Эмма.
– Не вините его! – воскликнула она, овладев собой. – Ему пока ничего не известно. Уезжайте, уезжайте скорее! Я вполне способна самостоятельно идти. Благодарю за услужливость.
В упор посмотрев на Валласа, Жасент в который раз отметила, как сильно они с Эльфин были похожи. Оба – светлоглазые блондины, с утонченными чертами лица. Оба обладали непринужденностью обеспеченных, рожденных в роскоши людей.
– Благодарю вас, Валлас. Вы хороший человек. Но ничто не в силах разрушить существующую между нами преграду, даже искреннее желание дружбы. Не пытайтесь больше ее преодолеть, прошу вас. Что касается этого разбирательства, то я надеюсь, что правосудие окажется беспристрастным и справедливо взвесит на чаше своих весов ошибки каждого. До свидания.
Изумленный, Валлас ничего не ответил. Жасент Клутье уже успела повернуться к нему спиной, удаляясь своей воздушной походкой. Ее грациозный черный с золотом силуэт постепенно растворялся вдали, до тех пор пока она окончательно не скрылась за углом дома. «Пусть Господь пошлет вам счастье, моя дорогая!» – с горячностью подумал он.
Он знал, что в первый и последний раз позволил себе так к ней обратиться.
Сен-Прим, ферма Клутье, тот же день, вечер
Старый дом, сколоченный из грубых досок ели, был погружен во мрак, окутан благотворным спокойствием после беспокойного дня. Визит полицейских посеял в семье опасения и глухое ожесточение, а также послужил причиной нервного недомогания Альберты, от которого она так пока и не оправилась.
Жасент, уже успев обосноваться в своей бывшей комнате, подводила печальные итоги этого дня. По возвращении с кладбища она обнаружила на кухне Сидони. Ее сестра старательно месила в миске тесто для блинов, терпеливо раздавливая комочки деревянной ложкой.
– Куда ты снова ходила? – недружелюбным тоном спросила Сидони. – Кажется, здесь осмелился показаться кто-то из семьи Ганье. Господи, я чуть не выбросила его проклятые белые розы в окно.
За этими словами последовала бурная дискуссия, подхваченная спустя десять минут Шампленом и Лориком. В итоге цветы оказались в куче навоза, за сараем.
– Нас не подкупить, – до хрипоты в горле кричал хозяин дома, избавившись от букета. – Скоро нам предложат денег, чтобы Мюррей оказался на свободе.
Матильда предпочла уйти, чтобы не видеть разыгравшейся семейной бури.
Успокоившись, Жасент размышляла под монотонное кваканье лягушек: «Маму можно понять, папа за это время ни разу к ней не обратился. Похлебав вечером миску овощного бульона, мама поднялась отдыхать к себе, умоляя отца ложиться спать, где он хочет, но только не в одной с ней комнате».
Сидони, все еще дуясь, заявила, что проведет ночь на диване в своей мастерской. Шамплен и Лорик снова выпили лишнего.
«Уже поднимаясь по лестнице, они все еще продолжали брюзжать, оба пьяные», – думала девушка.
Она металась в простынях, изнывая от удушливой спертости воздуха. Ветер стих с наступлением сумерек, уступив место влажной духоте. Чтобы сделать хоть глоток свежего воздуха, Жасент широко распахнула окно, защищенное старой москитной сеткой. Обычно ее обновляли здесь каждое лето, однако с того времени как Жасент два года назад уехала в Роберваль, сетку никто не менял.
Собака Жактанса Тибо залаяла; из деревни ей ответила другая. Лягушки смолкли.
«Все было как тогда, когда Эмма жила под этой крышей и целомудренно спала в своей постели, – вспоминала Жасент. – Наша малышка Эмма, с косичками, украшенными розовыми лентами… Которой было всего девять… Боже мой, я не могу поверить в ее тайную беременность, в этого брошенного ребенка! Кто может быть отцом? Это наверняка кто-то из местных».
Жасент вздрогнула. Ее преследовали, словно кадры из фильма, обрывки семейной сцены этого мрачного дня, перипетии которого никак не давали ей отдохнуть. В ее голове промелькнул стоящий на крыльце Валлас Ганье, вооруженный букетом роз, затем – Эммина могила, безлюдное кладбище, мистический ужас, который она испытала, представив, как тело сестры навеки заключено под землей. Затем из воспоминаний выплыло лицо отца, искаженное ненавистью. За ужином, жадно осушив два стакана джина, он вновь принялся обвинять Жасент, тыча в нее указательным пальцем:
– Кем ты себя возомнила, чтобы везде рыскать, выведывать грязные тайны, которые совсем не обязательно было предавать огласке? Если бы не ты, моя дорогая Жасент, мы бы сейчас не опасались того, что опозоримся на весь Сен-Прим. Если бы не ты, память об Эмме была бы чиста, не запятнана липкой грязью, ведь утонуть во время больших паводков – это естественно!
Никто не вступился за Жасент. Виной тому была то ли трусость, то ли усталость, то ли страх еще больше рассердить огромного Шамплена Клутье. Погруженная в свои мысли Сидони казалась необыкновенно рассеянной. Лорик одурел от горя и алкоголя. Что же касается Альберты, то она только и делала, что с отсутствующим взглядом покачивала головой.
Жасент свернулась калачиком. Из ее глаз текли слезы.
– По сути, они правы, что злятся на меня! – с прискорбием произнесла она очень тихо. – Я посеяла бурю против своей же воли… Но я ни о чем не жалею.
Соседская собака снова залаяла, ее лай постепенно перешел в короткое тявканье, за которым последовал протяжный вой. Вскоре Жасент встрепенулась от негромкого шума, словно москитную сетку задело какое-то животное. Она приподнялась на локте и стала всматриваться в окно. Ничего. Однако внезапно вновь послышался тихий удар, затем еще один.
«Кто-то бросает камни, маленькие камушки. Однажды так делал Пьер. Пьер – это он!»
Жасент в возбуждении вскочила – на ней была только белая ночная рубашка без бретелек. Она поспешно прижалась лицом к тонкой металлической решетке. В темноте можно было разглядеть силуэт какого-то мужчины, который, заметив Жасент, быстро отошел назад. Показавшийся на горизонте полумесяц бросил тусклый свет на его лицо.
«Пьер, это и впрямь он!»
Жасент набросила широкий сатиновый шарф и вышла из комнаты, соблюдая множество предосторожностей. Она на цыпочках спустилась по лестнице, держа в руке мягкие кожаные туфли. Петли входной двери заскрипели; Жасент не стала закрывать ее за собой. Вне себя от радости, отогнав от себя все дурные мысли, она дрожала в такт своему преисполненному счастья сердцу.
Он действительно стоял здесь, у крыльца, улыбающийся, протягивающий к ней руки. Жасент бросилась к Пьеру и сжала его в объятиях. Они целовались до самозабвения, не заботясь о том, что их могут увидеть.
