– Мне все равно!
– А как же мы, мама? – с обидой воскликнула Сидони. – Тебе нет дела до того горя и отчаяния, которое обрушится на нас, если ты умрешь, если тебя больше не будет с нами? Матильда права, ты должна простить Эмму за ее ошибки.
Задыхаясь, Альберта в отчаянии потрясла головой.
– Я так сильно хотела бы, чтобы она вернулась, пришла домой, как раньше! Мы бы поговорили с ней за чашкой чая, и она поклялась бы мне, что все те слухи, которые о ней разносят, – всего лишь клевета… Вы не знаете самого худшего, Матильда. Убийца Эммы утверждает, что Эмма уже рожала, втайне от нас, – у нее была девочка. Ребенок, сразу же после рождения оставленный непонятно кому.
– Ах!
Жасент, которая как раз возвращалась, услышала это восклицание и успела заметить, что смуглое лицо их с матерью подруги приняло странное выражение.
– Так ты знала об этом, Матильда! – с упреком выкрикнула девушка. – И ты ничего мне об этом не сказала!
– Не сердись, мне было известно немного. Это случилось тогда, когда я готовила Эмму в последний путь. Я говорила тебе, что тогда осмотрела ее, чтобы убедиться, что какой-нибудь подонок ее не изнасиловал. Диплома у меня нет, но до переезда сюда я долгое время была повитухой. В интимных местах у женщины есть кое-что, что не обманет наметанный глаз. Я четко увидела, что Эмма была беременна и что она уже рожала, потому что ее живот был зашит – на это указывал небольшой шрам.
Сидони поднялась, охваченная возмущением. Она была уверена, что Матильде следовало рассказать им об этом гораздо раньше. Чтобы не закричать от негодования, она выскочила из комнаты, хлопнув за собой дверью. Она легко сбежала по ступенькам крыльца и поспешила к старенькому Звонку, упряжному коню Клутье, который поприветствовал девушку коротким ржанием; добрые карие глаза животного частично закрывала рыжая грива.
– Я задыхаюсь, Звонок, я больше не могу! Временами меня охватывает желание сбежать, сесть на поезд со своим чемоданчиком и выйти только в Квебеке. Но в чем-то я похожа на тебя: я так же связана с фермой Клутье. Я довольствуюсь одной лишь маленькой мечтой: обосноваться на улице Лаберж. Какие амбиции, правда?
Она прижалась лбом к шее животного, сдерживая исполненные разочарования рыдания, – ее горло словно сжалось в тисках. Плечи девушки ссутулились под тяжестью невидимой ноши, ставшей для нее непосильной.
– Мадемуазель? С вами все хорошо? – послышался мужской голос за ее спиной.
Сидони узнала этот необыкновенный тембр. Это был Журден Прово. Сидони думала, что оба полицейских покинули Сен-Прим, ведь их машины на дороге больше не было видно.
– Зачем вы здесь? – сухо спросила она.
– Мне нужно допросить некую Матильду. По всей видимости, она сейчас у вас. Я встретил кюре перед церковью. Эта дама предупредила святого отца о том, что отлучится повидать вас. Мой начальник беседует с мэром. Ему еще нужно кое с кем увидеться. А я вернулся пешком. Прошу прощения, мадемуазель, но мне показалось, что вы плакали. Состояние вашей матери ухудшилось?
Сидони, будучи во взвинченном состоянии и в то же время смущаясь от учтивости незнакомца, ответила не очень-то любезно.
– Вы беспокоитесь о состоянии моей матери… это что, часть вашего расследования? – бросила она, испепеляя его взглядом своих зеленых глаз.
– Нет, но полицейский – это не обязательно бесчувственный и неспособный на сострадание человек, – ответил он.
Сидони поправила выбившуюся из прически прядь волос, напоминавшую блестящий бархатный серпантин каштанового цвета. Догадываясь, что этот молодой человек оказывает ей знаки внимания, девушка почувствовала, как ее щеки невольно заливаются румянцем.
– Мне не совсем понятна суть этого расследования, – произнесла она. – Виновный сдался полиции и признался в своем преступлении. Так что же вы ищете?
– Доказательства, которые могли бы подтвердить его слова. Известно ли вам, мадемуазель, что иногда бывает так, что подсудимые отказываются от сказанного после ареста? В случае если они дают другие показания, лучше всегда вооружиться достоверной информацией, с тем чтобы в итоге сбить их с толку. Что касается настоящего расследования, то Мюррей мог бы, к примеру, утверждать, что говорил по принуждению – все-таки ваш брат неплохо его отделал!
– А как бы вы поступили на месте простого гражданина, если бы узнали о том, что ваша младшая сестра убита? – прошептала Сидони.
– Возможно, в действительности еще хуже, чем ваш брат, но это ничего не меняет.
Смягчившись, Сидони кивнула головой в знак согласия. Прово находил ее поистине очаровательной.
– Что ж, мне надо поговорить с этой женщиной.
– Так вперед! Войдите и позовите ее. Она в моей мастерской, рядом с матерью и моей сестрой.
– В вашей мастерской? Вы, наверное, художница?
– Вовсе нет, всего лишь обыкновенная портниха.
С этими словами Сидони удалилась по направлению к овчарне, не попрощавшись с Журденом и не удостоив представителя сил правопорядка ни единым взглядом.
* * *
Жасент вела себя с полицейским не вежливее, чем Сидони. Увидев, как в полдень автомобиль защитников правопорядка отъехал, она почувствовала облегчение.
– Вы все еще здесь? – спросила она, увидев полицейского на пороге дома.
– Прошу прощения за то, что беспокою вас снова. Я ищу Матильду Лялибертэ.
Как и большинство жителей Сен-Прима, Жасент не знала фамилии Матильды. На ее губах заиграла ироничная улыбка:
– Я предупрежу ее, подождите минутку.
Помощник начальника полиции отметил, что сестры Клутье – девушки очень симпатичные, однако с колючим характером. И все же молодой человек посчитал, что поведение сестер можно оправдать теми обстоятельствами, при которых он с ними повстречался.
«До гибели сестры они наверняка были повежливее и повеселее», – подумал он.
Матильда подошла к полицейскому и, едва слышно поздоровавшись, почти насильно увела его от дома на улицу, под навес. Чтобы записывать за ней, Прово присел на ступеньку и вынул пачку бумаги, многие страницы которой уже были исписаны пометками. Матильда Лялибертэ оставалась стоять; на ее мужественном лице проступало врожденное благородство. Отвечая на вопросы полицейского, Матильда то и дело сверкала своими черными бездонными глазами. В поисках деталей, которые могли бы пролить свет на правду, полицейский задал женщине ряд вопросов, в частности, о приготовлении покойной в последний путь.
– Следовательно, вы утверждаете, что на теле Эммы Клутье не было ни синяков, ни следов удушения. Она была беременна. Вы определили это, но родителей в известность не поставили. Почему?
– Я хотела их пощадить, мсье. Все думали, что она утонула в результате несчастного случая. Я посчитала, что не стоит усугублять тяжелое горе, свалившееся на ее семью. Мы и так пережили жуткое время. Реки выходили из русла, и вся деревня подвергалась опасности быть затопленной безумными водами озера.
