– Сидо, дорогая, спасибо тебе, спасибо! Благодаря тебе меня больше ничто не страшит.
Сен-Прим, ферма Клутье, воскресенье, 3 июня, 1928, утро
Было шесть часов утра. Пурпурно-золотой огненный шар отражался в спокойных водах озера. Бледно-голубое небо было усеяно лиловыми тучами, окаймленными ослепительным светом.
Альберта и ее дочери любовались роскошным рассветом, подаренным прекрасным весенним утром. На крыше курятника пел соседский петух; со стороны деревни лаяли собаки. Вскоре в ответ на этот хорошо знакомый им концерт послышались блеяние и стук крошечных копыт по дороге.
Отара Клутье возвращалась домой. Впереди всех, позвякивая цепочкой с бубенцами, семенил баран. За ним поспевали овцы, тоненько повизгивающие ягнята и родившиеся в прошлом году барашки. Свежий воздух был пропитан резким запахом их шерстного пота. Старый Звонок издал радостное ржание, словно обрадовавшись возвращению своих товарищей. Привычная жизнь вступала в свои права. При теплой солнечной погоде трава отрастет, а деревья вновь наденут летнюю листву.
– Мама, не плачь, – взмолилась Сидони. – Время залечит наши раны. Смотри, Лорик машет нам!
Мать помахала сыну в ответ. Однако она не сводила взгляда с высокого силуэта супруга, шедшего за отарой с низко опущенной головой, словно кающийся грешник. Глухая ненависть, которую она старательно культивировала в себе со времени их вынужденной женитьбы, ушла куда-то вглубь, ослабленная проведенной в молитвах ночью и приносящими освобождение слезами.
Альберта знала, что однажды Жасент выйдет замуж за Пьера Дебьена, что пара подарит ей внуков, которых она будет любить. Когда Лорик и Сидони в свою очередь найдут свою судьбу, им удастся разорвать ту особую связь, которая бывает только у близнецов, и тогда другие внуки, не менее любимые, будут резвиться во дворе фермы и на ближайшем пляже. Шамплен поступил низко, но все потому, что, сгорая от желания, сходил с ума от любви к ней. Мужчина, которого она хотела видеть своим мужем, погиб в Вердене, добровольно участвуя в ужасной мировой войне, которая закончилась десятью годами ранее.
– Жасент, – вздохнула Альберта, – пойди к отцу, скажи ему, чтобы приходил к нам пить кофе. Ты права: зачем выгонять из дома верного спутника жизни?
Дочь сразу же побежала к отцу. Она думала о том, что злобный монстр из древних легенд уже уснул на дне большого озера и что теперь он на многие десятилетия оставит в покое несчастных людей, обитающих на берегах его владений.
Сен-Прим, заброшенный дом, тот же день, после обеда
Сидони с Жасент критично рассматривали заброшенное обветшалое строение, возвышающееся между ухоженным жилищем Дрюжонов и домом их дедушки. Вдоль забора, находящегося в плачевном состоянии, со стороны дома росли кусты шиповника.
– В тот день, когда мне в голову пришла эта идея, я не решилась одна сюда зайти, – объяснила Сидони. – Но вдвоем мы можем это сделать. Никто нас не осудит.
– Если мы решим его снять, то в первую очередь нам нужно найти хозяина, – ответила ей сестра. – Сидо, не злись, но я считаю, что мама нуждается в том, чтобы мы несколько месяцев пожили с ней под одной крышей.
– Но ведь ты решила устроиться медсестрой в Сен-Приме из-за смерти Эммы! Мы будем недалеко от дома. Ничто не мешает нам ужинать на ферме и оставаться там на ночь после того, как день мы проведем здесь.
– Ты кое о чем забываешь. Люди, которым понадобятся мои услуги, должны привыкнуть к тому, что я нахожусь в одном и том же месте, днем и ночью. Они будут недовольны, если им придется идти на ферму, особенно посреди зимы. Ладно, пойдем.
Сестры пересекли сад и устремились к покрытому широким навесом крыльцу типичной в их регионе постройки. Открыв дверь, Сидони первой направилась к широкой прихожей. На полу лежали слой пыли и обрывки палой листвы. В расположении комнат не было ничего оригинального. По правую от сестер сторону – большая кухня, которая, должно быть, служила и столовой; по левую – столь же просторная гостиная. В спертом воздухе отдавало влагой и плесенью.
– Здесь сохранилась мебель, – удивленно прошептала Жасент. – Если привести тут все в порядок и проветривать помещение в течение недели, мы могли бы очень скоро здесь обосноваться. У нас будет достаточно места.
– Да, из гостиной я сделала бы ателье. Там уже висит большое зеркало, которое прекрасно послужит для примерок.
– А меня вполне устроит кухня. Я установлю ширму, чтобы отгородить смотровой стол. Но я бы перекрасила здесь все в белый и желтый цвета.
У сестер оставалось довольно смутное воспоминание о тех, кто здесь жил, еще с того времени, как они занимались в школе при женской обители Сен-Прима. Альберта запрещала им шататься по деревне: что по пути в школу, что обратно. Четверо детей Клутье навещали бабушку с дедушкой только по воскресеньям, после мессы. Дети ужинали на улице Лаберж, и их гораздо больше интересовал торт со сливочным кремом, чем соседи.
– А теперь давай поднимемся! – воскликнула Сидони, обрадованная тем, что Жасент воодушевилась ее идеей.
Они обошли четыре комнаты, где были оставлены детские кроватки с решетками, шкафы и комоды с мраморной поверхностью. На окнах висели изорванные в клочья остатки посеревших штор. Часть лестничной площадки занимал туалет.
Не в силах устоять перед любопытством, сестры направились на чердак, к которому вела узкая крутая лестница. Маленькое окошко оставалось открытым, и пол, столь же грязный, как и на первом этаже, был весь пропитан водой.
– Отсюда открывается хороший вид на озеро и нашу ферму, а еще на ферму Тибо, – заметила Жасент.
– Да, забираясь сюда, мы могли бы руками приветствовать маму, когда она будет выходить на крыльцо, – согласилась Сидони. – Так что ты об этом думаешь, сестренка?
– Это место идеально подходит! Пойдем, нужно расспросить дедушку. Он наверняка знает, к кому нам следует обратиться.
Глава 11
Теодор Мюррей
Сен-Прим, улица Лаберж, воскресенье, 3 июня, 1928, утро
На столе в кухне дымился чайник. Фердинанд Лавиолетт сам захотел расставить три чашки, розовую стеклянную сахарницу и коробку с печеньем.
– Вы молодцы, что пришли меня навестить, – радовался старик, по очереди разглядывая своих внучек.
– Теперь, когда мы вернулись на ферму, ты будешь чувствовать себя таким одиноким! – посочувствовала Сидони.
– Я привык, детка. Дом кажется мне печальным, но это для меня не в новинку. Мы с вашей бабушкой были здесь очень счастливы! Я ни к чему не притронулся; оставил все ее вещи, так что меня не покидает ощущение, что она все еще здесь. К тому же у меня хорошие соседи. Теперь я обращаюсь к ним по именам: они настояли на этом сегодня утром. Франк одолжил мне прошлогодние французские журналы с кроссвордами. Если бы вы знали, как это занимает мои мысли… Когда я ищу ответы, я меньше думаю о нашей Эмме. Наконец ты вернулась, Жасент! Я удивился, когда сегодня утром Лорик сообщил мне эту новость. Еще он рассказал, что ты бросила свою работу в больнице Роберваля. Знаешь, мне кажется, что это не совсем правильное решение! Я думал, ты повременишь с этим.
