Лорика удивила столь быстрая капитуляция отца, побежденного своей миниатюрной супругой, едва достававшей ему до подбородка. Он вспомнил легенду о Давиде и великане Голиафе, которую им рассказывали на занятиях катехизисом. «Колосс, в голову которому кинули небольшой камешек, повержен, он больше не способен навредить! Никто никогда не осмеливался дать папе отпор, ни в округе, ни дома. Только Жасент».
Ривербенд, дом Пьера Дебьена, тот же день, после обеда
Северо-восточный ветер дошел и до Ривербенда, но не успела паника, вызванная жуткими порывами ветра, начаться, как буря, к большому облегчению населения, затихла. Пьер был спокоен. Он аккуратно складывал в чемодан свои вещи, в то время как Дави огорченно наблюдал за другом.
– Значит, ты переезжаешь? Так жаль, что я больше не буду видеть тебя с утра и до вечера… и не смогу неожиданно нагрянуть к тебе, чтобы пропустить с тобой по стаканчику! – сетовал Дави.
Он облокотился о подоконник, его рыжая шевелюра была взъерошена.
– И все же бросать работу, не подумав как следует, – такое нечасто встретишь, – добавил он. – Могу сказать тебе, что парни с бумажной фабрики шушукались за твоей спиной.
– Что ж, если им так нравится болтать… К тому же, по-моему, на мое место довольно быстро поставили Потвена. Он давно мечтал поиграть в бригадира. Я осчастливил человека!
– А когда ты съедешь с квартиры?
– Сначала отвезу в Сен-Фелисьен все самое необходимое. Я хотел поселиться в доме у дедушки, в Сен-Методе, но оттуда идут тревожные слухи… говорят, вода подмыла некоторые здания. То, что там происходило, ужасно. Прибывшим на помощь матросам приходилось спасать целые семьи, перебравшиеся жить на чердаки. Я прочитал об этом в Le Progrés du Saguenay.
Пьер застегнул большой фетровый чемодан и проверил содержимое своего ящика. Он бросил дружеский взгляд на Дави, который в этот момент прикуривал американскую сигарету.
– Ты живешь с родителями. Если встретишь симпатичную девушку по своему вкусу, то сможешь снять здесь помещение.
– Хотелось бы, чтобы она была похожа на Сидони, твою будущую свояченицу. Я очень доволен, что моя лодка послужила вашему с Жасент примирению.
Дави имел право знать о постигшем парочку кораблекрушении. Пьеру удалось, не вдаваясь в подробности, поведать другу о сокровенных моментах их с Жасент общения, любовного примирения, которое привело их к намерению пожениться.
– В общем, между вами большая любовь, – мечтательно вздохнул Дави. – Хотел бы и я однажды познать такую…
– Осторожно: это может причинить боль, даже если это того стоит. Может, вместо того чтобы болтать, погрузим вещи в машину? Этим вечером я везу Жасент в Сен-Прим. Я так сочувствую ей! Ее родители, сестра и брат так скорбят! А вот я часто злюсь на себя – мне кажется, что я недостаточно печалюсь об Эмме. Когда я думаю об этом по ночам – мне хочется плакать. Я даже молюсь за нее, и все же…
– Все же что?
– У меня странное ощущение: словно это Эмма примирила нас с Жасент, указав мне верный путь. Последние два года я втайне избегал поездок в Роберваль, Сен-Прим и даже Сен-Фелисьен. Потом все закрутилось, как в калейдоскопе. Я увиделся с единственной женщиной, которую любил и люблю. Я встретился со своим старым другом Лориком и смог позаботиться о дедушке Боромее.
Характерный шум автомобильного двигателя резко оборвал разговор приятелей. Дави посмотрел в окно.
– К тебе гости! – усмехнулся он. – Сливки общества!
Заинтригованный, Пьер поспешно вышел на улицу. Он узнал машину Валласа Ганье, Rover Light Six с блестящим металлическим кузовом. Из машины вышел Валлас, за ним – седоволосый мужчина лет пятидесяти с надменно торчащими усами – Люсьен Ганье. Эльфин осталась сидеть на заднем сиденье.
– Пьер Дебьен, полагаю? – спросил мужчина. – Мне необходимо с вами поговорить.
– Слушаю вас! – ответил Пьер, приближаясь к собеседнику.
Так случилось, что к первой встрече с отцом молодой женщины Пьер оказался небритым; он был одет в холщовые охотничьи брюки и полинявшую клетчатую рубашку. Контраст с Люсьеном и Валласом был разительным: на обоих мужчинах были безупречные городские костюмы и накрахмаленные рубашки с галстуками, а на головах красовались черные фетровые шляпы.
– Эльфин решительно неразборчива! – брезгливо пробурчал Люсьен. – Я буду краток, Дебьен. От такого человека, как вы, не стоит ожидать хороших манер или хоть грамма воспитанности, но обесчестить мою единственную дочь, после того как пообещали жениться на ней, – в этом вы зашли слишком далеко.
– Я никогда не обещал Эльфин жениться на ней, – сухо отрезал Пьер.
– Еще назовите ее лгуньей! – громыхнул Люсьен Ганье. – Бедное дитя снедают стыд и печаль, а вы так бесцеремонно уперлись в меня взглядом! Тут нечем гордиться. Если вам угодно знать, мы с супругой были очень обеспокоены, когда Эльфин заявила, что выходит замуж за бригадира из Ривербенда. Несмотря ни на что, мы готовы были с вами встретиться, потому что для нас важно только счастье нашей дочери.
Мужчина казался искренним. Пьер без труда представил, какую комедию довелось разыграть его бывшей любовнице, чтобы спровоцировать отцовский гнев и возмущение. Он чувствовал себя загнанным в ловушку, голова у него пошла кругом. Отдавая себе отчет в своих пороках, но тем не менее будучи честным человеком, Пьер признавал свою вину. «Шамплен Клутье мог бы сказать мне те же слова, если б узнал, что я спал с Эммой, но, конечно, тон его был бы другим», – подумал он.
– Мне жаль, мсье, – громко сказал он. – Мне понятна печаль Эльфин – она говорила, что любит меня. Что же касается меня, то я любил ее недостаточно сильно, для того чтобы у меня возникла мысль сделать ее своей женой.
– Но достаточно сильно, что уложить ее в постель, да, мерзавец? – прогремел Ганье, со всей силы влепив Пьеру пощечину.
– Отец, подожди, не надо так! – воскликнул Валлас, который до этого времени не раскрывал рта.
– А ты не вмешивайся! Я доверил тебе сестру, но ты следишь за ней не лучше дяди Освальда! И что в результате: по возвращении из Квебека я нахожу свою дочь в отчаянии и узнаю, что над ней поглумился какой-то дешевый обольститель! Но вы пожалеете об этом, Дебьен. У меня есть связи, директор бумажной фабрики – мой друг. Вас уволят, и я все сделаю, чтобы в будущем вы не смогли найти работу.
С этими словами он указательным пальцем ткнул в грудь неподвижно стоящего и невозмутимого Пьера:
– Я молю Бога, чтобы он избавил нас от большего позора. Вы понимаете, что я хочу сказать? Позора, который заставил бы вас сполна искупить свою вину!
Дави следил за этой сценой из открытого окна. В тот момент, когда Ганье ударил Пьера, он едва сдержал крик возмущения. Теперь же он ждал хлесткого ответа своего друга, невозмутимость которого его несколько разочаровывала.
– Я буду молиться о том же, мсье, – наконец ответил Пьер. – Я не держу на вас зла, вы защищаете свою дочь, с которой я обошелся недостойно, в чем сознаюсь. Но я хотел бы восстановить правдивую картину. Я никогда не обещал ей ни женитьбы, ни венчания. Это была ее инициатива. Ваши деньги, ваши вложения в компании, которые в последнее время привели к настоящей катастрофе, – все это меня не интересует. Что же касается моей работы – то пусть это вас не беспокоит, я как раз только что уволился и возвращаюсь домой, в Сен-Фелисьен. Работать я буду, помогая бедным людям, которые лишились своих домов и не имеют возможности переехать, спасая то, что еще может быть спасено: огороды, сеновалы, скот… От Эльфин я знаю, как вы стремитесь к тому, чтобы экономика региона развивалась и какой вклад в это вы внесли благодаря своим чертовым деньгам. Я не из вашего круга, это правда, и, поверьте, очень этому рад, мсье Ганье.
