– Мадемуазель, мне не известна причина, по которой вы позволяете себе так бесцеремонно повышать голос в моем заведении, но если вам необходимо свести с кем-либо счеты, то делайте это на улице. Что же касается вас, Жасент, я надеюсь, что услышанное только что мною – клевета! Мы дорожим моральными качествами наших медсестер. Такая сцена неприлична.
– Мне жаль, матушка, – прошептала Жасент. – Я прошу у вас прощения. Мадемуазель Ганье обвиняет меня безосновательно. Я не знаю, по какой причине.
– Лицемерка! – закричала Эльфин. – Мое обвинение не беспочвенно. Мы с братом завтракали с моим крестным, доктором Госленом, и он поведал нам о вашем бахвальстве и, что еще хуже, – о ваших досужих вымыслах!
Чтобы не усугублять скандал, спровоцированный посетительницей, Жасент поспешно вышла. Матушка-настоятельница придирчиво посмотрела на шумную привлекательную блондинку, отметив при этом, что речь ее тем не менее отличается грамотностью.
– Итак, вы – мадемуазель Ганье? – очень тихо спросила она.
– Да, и я не отважилась бы вести себя подобным образом, сестра, если бы мое сердце не было разбито. Мужчина, завоеванием которого хвасталась Жасент Клутье, – не кто иной, как мой жених. Мы должны пожениться в июле, – соврала она, не колеблясь ни секунды. – Когда я узнала правду, то от возмущения просто не смогла сдержать себя. Мой отец делает значительные пожертвования в вашу больницу. Мы честные люди, добрые католики. Простите меня, я пойду. Мне жаль.
Эльфин скорчила обиженную гримасу, развернулась и бросилась на улицу. Она, конечно, преувеличивала свою душевную боль, хотя действительно страдала. Разрывая отношения с ней в субботу, Пьер вел себя демонстративно и решительно. Он ни разу не сказал о том, что любит ее, выставляя, словно щит, свою неизменную страсть к Жасент. Но когда доктор Гослен в порыве ревности и обиды повторил слова прекрасной медсестры, отверженная любовница решила навредить своей сопернице.
Ее вторжение в больницу было тщательно продумано, и этому поспособствовали указания доктора.
– Вы еще здесь? – рявкнула Эльфин поджидавшей ее на улице Жасент.
– Мне, в отличие от вас, не нужны свидетели для сведения счетов, – ответила медсестра. – Вы сделали это умышленно! Теперь матушка-настоятельница перестанет мне доверять, да и другие сестры тоже!
– Вам нужно было всего лишь держать язык за зубами! Но вы, наверное, забавлялись, зная, что раните доктора Гослена! А он-то надеялся на вас жениться. Знаете, кто вы? Карьеристка! Мой брат тоже попал в ваши сети.
– Если бы я была, как вы выражаетесь, карьеристкой, то предпочла бы выйти замуж за Валласа Ганье, а не за Пьера Дебьена. Однако, нравится вам это или нет, я все еще люблю Пьера. Мы смогли вновь обрести друг друга, и я не совершу ту же ошибку дважды. На этот раз я стану его женой, и мы поженимся сразу, как это станет возможным.
Ошеломленная Эльфин не знала, что ответить. Она охотно бы влепила Жасент пощечину. Девушка казалась ей в равной мере и привлекательной, и чувственной; ее волнистые красивые волосы эффектно развевались на ветру под маленькой черной шляпкой, которая хорошо сочеталась с длинной приталенной курткой темно-серого цвета.
– Я вам не верю! – завизжала она. – Если Пьер подтвердит ваши слова, я приму меры.
– Какие меры?
– Меры, чтобы как можно быстрее убрать вас с моей дороги. К слову, в субботу, после вашего отъезда, я осталась дома у своего жениха. Я утешила его, и он по достоинству оценил мои таланты в этой области. Он не может устоять передо мной!
Жасент была шокирована, но ей удалось не попасться в это ловушку. Она бросила на знатную мещанку полный презрения взгляд, а затем спокойно произнесла:
– В субботу вы были вместе, но меня это заботить не должно. Отныне с этим покончено, мадемуазель Ганье. Вчерашний вечер Пьер провел у меня, и завтра мы увидимся снова. До свидания!
С этими словами она быстро зашагала прочь, почти физически ощущая, что если бы Эльфин была вооружена, то вполне могла бы выстрелить Жасент в спину: настолько убийственным был взгляд, которым та ее провожала.
Сен-Прим, дом семьи Дрюжон, четверг, 31 мая, 1928, утро
Фердинанд Лавиолетт только что постучал в дверь своих соседей, Франка и Рене: он принес им яйца. Старик чувствовал потребность выйти из своих четырех стен, увидеть свежие лица, а не постоянно наблюдать изможденное горем лицо своей дочери Альберты или насупленную физиономию своего зятя Шамплена, который не переставал вынашивать смутные планы мести за свою злосчастную судьбу.
Зайдя под навес, старик снял шляпу и поправил воротник рубашки. Из уважения к окружающим он всегда тщательно следил за своей внешностью.
Внезапно из дома послышался звонкий и очень приятный голос, напевающий мелодию из оперетты. Голос принадлежал Рене
[18]:
Ночь любви дарует нам блаженство опьяненья.
Нежных роз вдыхаем мы волшебный аромат.
Краток миг любовных грез, так пей нектар забвенья.
Ты любим, пока цветет желаний дивный сад.
Даруй нам любовь,
Даруй нам любовь,
Краткий миг опьяненья.
Даруй нам любовь,
Даруй нам любовь,
Сладкий яд забвенья.
Сладкий яд забвенья.
Сладкий яд. Сладкий яд
[19]…
В то же мгновение Франк Дрюжон открыл окно и поприветствовал гостя:
– Входите, Фердинанд. Моя супруга занимается глажкой и, как обычно, напевает песенку.
Растроганный, очарованный мелодией и голосом Рене, Фердинанд смахнул слезу. Затем протянул соседу выложенную соломой корзинку, куда сложил дюжину яиц со скорлупой цвета слоновой кости.
– Яйца у нас еще не закончились, зато теперь будет повод приготовить пышный омлет, – заверил Франк. – Я как раз отложил вам кроссворды… может быть, это немного вас отвлечет. Я вырезал их для вас из другой газеты, которую по субботам покупаю в универсаме.
– А! Я слышал о них, но не совсем понимаю, что они собой представляют, – признался Фердинанд.
– Это изобретение одного англичанина, Артура Уинна. Он опубликовал первую кроссвордную сетку в 1913 году, в New York World. Постепенно игра усовершенствовалась. Я же познакомился с ней во Франции, четыре года назад, когда еженедельник Le Dimanche-Illustré поместил кроссворд в рубрику «Загадочная мозаика». Вскоре дань моде отдали и другие газеты: Le Gaulois, L’Excelsior… Но сначала присядьте! У вас, мой друг, очень уставший вид.
– Я подустал от всего происходящего, вы правы, – признался старик, ободренный, однако, добродушной улыбкой и ясными, излучающими симпатию глазами Франка Дрюжона. – Покажите мне ваши кроссворды; может быть, они меня немного развлекут.
