Он вытер слезу, читая «Отче наш». Дави дернул его за рукав:
– О! К тебе идут. Я вас оставлю, жду тебя в кафе.
Жасент вернулась обратно, нерешительным шагом приблизившись к Пьеру. Как только они оказались одни, она прошептала:
– Пьер, давай немного пройдемся! Я хотела бы с тобой поговорить. Но не здесь, не возле Эмминой могилы.
Пьер не переставал удивляться поведению Жасент – сначала она приняла его предложение подняться на борт лодки, а теперь сама ищет его общества!
– Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты не вспоминал при маме об Эммином самоубийстве, – начала Жасент. – Я должна была бы предупредить тебя в тот вечер, в Сен-Методе, но тогда не подумала об этом или просто не успела. Папа в курсе, Лорик с Сидони тоже, но мама и дедушка Фердинанд – нет.
Она вкратце рассказала Пьеру о том, что случилось с Альбертой.
– С сегодняшнего утра мама ведет себя здраво, но мы тогда очень испугались за нее, особенно я. Я уже сталкивалась со случаями внезапного помутнения рассудка, когда училась в Монреале. Возможно, ради нас ей приходится сейчас делать нечеловеческие усилия.
– Вы скоро собираетесь рассказать ей правду? – взволнованно спросил Пьер. – Так было бы лучше.
– Если правда вообще существует, – неопределенно ответила Жасент. – А мой отец… ты говоришь, он был рад тебя увидеть. Ты в этом уверен, Пьер? Лорик – да, я согласна, он так тобой восхищался! Ты был ему примером для подражания, его лучшим другом.
Прежде чем ответить, Пьер восстановил в памяти картину своей встречи с отцом Жасент:
– Шамплен разбирал прошлогодние солому и сено, сортировал снопы в ангаре. Да, он хорошо меня принял. По большому счету, из-за чего бы ему на меня злиться? Из-за того, что я работаю на бумажной фабрике в Ривербенде? Но почему? Он презирает ленивых людей; он не может упрекать меня в том, что я своим трудом зарабатываю себе на жизнь. Конечно, если бы он узнал о моей связи с Эммой, я бы недорого оценил свое милое личико.
– Свое милое личико? – поморщилась Жасент. – Ты становишься самодовольным.
– Не хочу тебя злить, но я лишь повторил глупость Эльфин Ганье.
– Ты мог бы сейчас не называть ее имени? Я рассказала Сидони, что вы помолвлены. Она была ошеломлена.
– Ты вполне можешь говорить об этом в прошедшем времени, я порвал с ней. В тот же вечер, когда ты ко мне пришла.
Пьер замолчал и посмотрел Жасент прямо в глаза. Ветер ерошил его каштановые пряди. В последние несколько дней он не брился: щеки его начинали порастать бородкой, а над чувственными губами пробивались тонкие усики. Жасент охватило непреодолимое желание поцеловать его в губы, как тогда, на крыльце фермы Плурдов.
– Ты должна мне верить, – настаивал он. – Без тебя мне жизнь немила. Мне не стоило уступать ни твоей сестре… ни Эльфин.
– Однако именно женщины жалуются на то, что уступили мужчине, – горько заметила Жасент. – Но мне все равно. Ты был свободен, я отказалась выйти за тебя… Пьер, я не решилась сказать тебе о том, что меня волнует, в присутствии твоего друга Дави. Мне понадобится твоя помощь, завтра или послезавтра. Я хотела бы отправиться в Сен-Жером, к Эмме домой. Я предупрежу родителей. Нужно привезти ее вещи и освободить ее жилище, это возле школы. Я хотела бы заняться этим именно с тобой. Для родителей, Сидони и Лорика это было бы слишком болезненно.
– Но не для тебя? – спросил он сочувственно: он не сомневался, что она жертвует собой.
– Скажем, я отношусь к ситуации по-другому. Пьер, я должна идти, иначе мы отправимся в путь слишком поздно. Полагаю, завтра утром вам с Дави нужно быть на работе. Не хочу вас задерживать. Так или иначе, плыть ночью будет небезопасно.
В своем черном платке, наброшенном на волосы, Жасент казалась потерянной и хрупкой.
– Что-то случилось, Жасент?
– Я расскажу тебе, когда мы отправимся в Сен-Жером. А возможно, и раньше…
Пьер взял руку Жасент в свою и сжал ее пальцы. Она высвободилась не сразу.
– Мы возле дома Матильды. Я хотела бы попрощаться с ней. Она довольно странная женщина. В детстве я ее остерегалась: поговаривали, что у нее индейская кровь и дурной нрав. Она выполняет обязанности гувернантки у кюре. Люди приняли ее и теперь часто приходят к ней за советами.
– Кажется, я встречал ее, когда бывал в этих краях. Пышущая здоровьем брюнетка с матовой кожей?
Жасент натянуто улыбнулась:
– Она помнит тебя. Вчера вечером она говорила, что мы были красивой парой и что любовь витала над нами, словно пылающий нимб. Пьер, я ошиблась, когда обвинила тебя столь поспешно. Прости меня! До скорого!
С этими словами она постучала в дверь дома Матильды. Пьер отступил, не в силах повернуться к Жасент спиной, но при этом улыбаясь во весь рот. «Она попросила у меня прощения!» – думал он, окрыленный зарождающейся надеждой.
* * *
– Матильда, я пришла попрощаться с вами, – сказала Жасент, едва переступив порог дома, в котором царили уют и теплота.
– Ты убегаешь, милая, возвращаешься в свое одинокое жилище, туда, в Роберваль, – заключила старуха вместо ответа. – Как чувствует себя твоя мама?
– Лучше, иначе у меня не хватило бы мужества оставить ее. Матильда, у меня совсем нет времени; я пообещала поужинать в кругу семьи, но открыться мне некому.
– Даже этому красивому парню, Пьеру? Я видела его из окна. Ваши сердца бьются в унисон, моя красавица. Смотри-ка, а я не ошибаюсь, у тебя порозовели щечки. Угостить тебя стаканчиком моего карибу? Я делаю его из белого и черничного вина. Чернику я собираю только при лунном свете, а не когда заблагорассудится, как это делают мои соседи! К тому же я не добавляю туда ни виски, ни красного вина. Даже господину кюре нравится мой напиток.
Матильда посчитала, что легкий кивок подбородка гостьи означает согласие. Она усадила Жасент и сама села рядом.
– В сумке Эммы была записная книжка, дневник, куда она простым карандашом записывала свои мысли, – быстро произнесла Жасент. – То, что я прочла… Боже мой, как вам объяснить? После того, что я прочла, Эмма стала для меня незнакомкой. Если бы я не узнала ее почерк, то подумала бы, что этот чертов дневник принадлежит не ей, а кому-то из ее подруг. Но это не так: она пишет обо мне и Сидони, да и о маме тоже. Хуже того – на последних страницах, датируемых декабрем, было то же письмо, то самое ужасное письмо, в котором она прощается с нами и в котором сообщает о своем решении покончить с собой. Матильда, я не решилась рассказать об этом сестре и брату. Что вы об этом думаете? Помогите мне, я постоянно в поисках ответа, и мне кажется, будто я горю в аду. Начиная с той ночи мое сердце бьется словно сумасшедшее.
В возбуждении Жасент сбивчиво рассказала Матильде об утренних событиях: о том, как Альберта проснулась, как пришла в себя, как дедушке стало плохо.
