– Да что с ними такое? – сетовал Фердинанд.
– Ты же знаешь папу! Когда ему плохо, он злится на весь мир! Сейчас досталось Лорику из-за того, что он пригласил к нам доктора Ланжелье. Так как Ланжелье – близкий друг мэра, Лорик задержался с ним поболтать. Брат рассказал ему о маме, и доктор порекомендовал вколоть ей успокоительное. Совет оказался хорошим: благодаря уколу мама спокойно проспит до утра. Вот только папа хотел, чтобы маму осмотрел его старый знакомый – доктор Клод из Сен-Прима, а не неизвестный ему врач из Сен-Метода.
– А что за лекарство он вколол моей Альберте? Со всеми этими новшествами… я уже ничему не доверяю.
– Успокоительное, обычное успокоительное. Иначе она бы побежала на вокзал с намерением сесть на поезд и отыскать Эмму! Боже милостивый, бедная наша мама!
Незаметно вздохнув, Сидони разложила по тарелкам полотенца для рук. Из теплой печки приятно пахло ее стряпней.
– Налить тебе стаканчик шерри, дедушка? – ласково предложила она. – Я тоже выпью, нам сейчас это не помешает.
– Не откажусь.
Они грустно улыбнулись друг другу.
– Знаешь, Сидони, я хотел бы понять, как Эмма могла утонуть… И когда. Почему она шла в Сен-Прим так поздно?
– Мы с Жасент тоже задаемся этим вопросом.
– А Шамплен не видит в этом ничего удивительного?
– Видит…
В этот момент спустилась Жасент, Шамплен шел сзади. Оба они вошли в комнату с каменными лицами, глаза обоих гневно блестели.
– Как только Лорик вернется, можем приступать к ужину, – сказала Сидони притворно-непринужденным тоном.
Лорик как раз заканчивал насыпать сено овцам. Вскоре он ворвался в столовую – щеки у него раскраснелись от ветра, но вид был печальный. За ним в комнату вошла Брижит Пеллетье.
– Я воспользовалась тем, что дверь открыта, – словно оправдываясь, сказала она. – Не так ли, Лорик? Мне не пришлось стучать.
Гостья остановилась на пороге, чтобы не запачкать паркет гостиной. Она была укутана в широкое шерстяное пальто и клеенчатую шапочку, с которой стекали тяжелые капли воды – дождь все не заканчивался. Жасент бросилась к женщине.
– Паком вам что-то рассказал? – тихо спросила она.
– Нет, но он молча привел меня туда, куда спрятал сумку твоей сестры. Я поспешила принести ее тебе.
В столовой образовалась глубокая тишина. Сидони бросила тревожный взгляд на брата, затем на отца: казалось, он обратился в статую.
– Не нужно злиться на моего сына, он не хотел ничего плохого, – добавила Брижит, словно призывая их всех в свидетели. – Я думаю, что, прежде чем вытащить Эмму из воды, он положил сумку в куртку. А потом просто забыл об этом сказать. И, конечно же, он с ней играл, я его знаю. Меня это очень беспокоит. Если бы он проглотил все таблетки, его могло бы уже не быть в живых…
Брижит не знала, что Фердинанд и Лорик не были посвящены в эту историю. Они слушали женщину с нескрываемым удивлением. Жасент обернулась к ним, опасаясь вспышки гнева брата:
– Я все вам объясню, папа уже в курсе. Мадам Пеллетье, верните, пожалуйста, нам сумку…
– Конечно, возьми. Ладно, я поспешу домой, не люблю оставлять Пакома без присмотра. Он наказан – я уложила его в постель.
Жасент взяла из рук женщины драгоценную сумку из белой кожи, с длинным ремешком и серебристой застежкой.
– Я вам очень благодарна, правда, – прошептала Жасент; слезы застилали ей глаза.
Брижит посмотрела на девушку как-то странно: ее взгляд мог бы показаться сочувствующим, однако в нем сквозила некая холодность.
– Не стоит докучать моему сыну, – вполголоса произнесла она.
– Конечно нет.
– В таком случае всем до свидания!
Жасент закрыла за вдовой дверь. Она оттягивала неприятный момент, когда придется объясниться с домашними. Лорик подбежал к ней, готовый вырвать сумку у нее из рук.
– Оставь ее мне, – взмолилась Жасент. – Прошу тебя, нам всем нужно поговорить.
– Да что, в конце концов, происходит? – удивился Фердинанд.
Шамплен залпом осушил стакан шерри и тяжело поднялся со стула.
– Не беспокойтесь, отец, все очень просто, – произнес он. – Лорик, присядь. Вчера утром Жасент подумала о том, что у Эммы с собой была сумка.
Голос Шамплена дрогнул. Мужчина собрался и продолжал уже более уверенно:
– Естественно, она захотела ее найти: вы же знаете, какая она упрямая. К тому же она знала, что наша малышка принимала таблетки от бессонницы, там, в Сен-Жероме. Эмме было грустно вдалеке от нас, она умирала со скуки, а сон все никак не шел. И тут после похорон мадам Пеллетье рассказывает о своем дуралее, что он все никак не может проснуться. Жасент сразу же подумала о таблетках, которые были у Эммы в сумке. Должно быть, Паком подобрал сумку и обшарил ее. Бедный парень! Он ничего не соображает! Он подумал, что это сладости.
Фердинанд с сомнением посмотрел на Шамплена. Объяснения зятя казались ему какими-то туманными.
– Почему ты ничего мне не сказала, Жасент? – взорвался Лорик. – А ты знала, Сидони?
– Да…
– И когда вы собирались мне об этом рассказать? Папа, ты ведь тоже знал. Почему вы меня игнорируете? Может быть, вы считаете меня тупицей, но я совсем не такой! Скажите, вас это не волнует? Снова этот Паком! Когда же он мог взять эту сумку? Папа, ты говорил, что он прибежал рассказать вам об Эмме. Попробуйте вспомнить, держал ли он что-то в руках.
Отец пожал плечами, однако сделал вид, что вспоминает.
– Я не знаю, Лорик. Меня словно громом поразило, я ничего вокруг не видел, – наконец ответил он.
Сидони увидела, как Лорик сжимает и разжимает кулаки. Она попробовала успокоить брата:
– Я тоже присутствовала при этом. Паком был тогда в толстой холщовой куртке. Он мог спрятать сумку в одном из карманов. Мы все были так шокированы! Он наверняка забыл нам о ней рассказать. Лорик, если бы ты его видел… он вопил от ужаса! Почему ты его подозреваешь? Он никогда не причинял никому зла, даже мухи не обидел!
– Как я могу быть в этом уверенным? Он целыми днями шатается по деревне. Его мать часто на него жалуется. Да он может сделать все, что захочешь!
– Ни слова больше о Пакоме! Все уже решено, и ваши споры не вернут нам Эмму! – отрезал Шамплен, подойдя к Жасент. – Дай-ка мне эту сумку, дочка, я уберу ее.
– Нет, папа, я имею право подержать ее немного у себя.
Жасент осторожно отступила, нисколько не сомневаясь в том, что отец сначала осмотрит содержимое сумки, а потом ее уничтожит. Родной отец стал для нее словно чужим незнакомцем с ледяным сердцем; его заботила исключительно честь семьи. Если бы Жасент не опасалась причинить беспокойство дедушке, она продолжила бы серьезный спор, разгоревшийся десять минут назад между ней и Шампленом. «Как бы я хотела, чтобы он разделил мою точку зрения, что случилось нечто странное… но он отказывался это признавать, тогда как я уверена, да, теперь точно уверена в том, что Паком говорил с Эммой перед самой ее смертью», – злилась она, вспоминая ссору с отцом.
