– Боже мой, я этого не знала! – воскликнула женщина. – К слову, мой муж был ее родным дядей. Я вдова, но при жизни Телесфора мы иногда общались с Леонид – в детстве, как сейчас помню, у нее был очень неспокойный характер.
На этом их разговор, постоянно прерываемый потрескиванием в трубке, закончился. Жасент вернулась обратно в обитель, чтобы рассказать матушке-настоятельнице о том, что ей удалось разузнать. По дороге она, удрученная этим новым ударом судьбы, приняла решение отказаться от своей затеи.
«Даже если Леонид и взяла к себе Эмминого ребенка, то, учитывая то, что она была больна туберкулезом, малышка могла заразиться. Матильда вновь оказалась права – Анатали мертва. Но все же мне нужно узнать в санатории: возможно, они знали о ребенке, которого одна из их пациенток, понимая, что серьезно больна, могла оставить кому-нибудь на попечение. Возможно также, что Леонид Симар не имеет ни малейшего отношения к этой жуткой истории. Но если так – что же Эмма сделала со своей новорожденной девочкой?»
Час спустя Жасент, полностью выбившись из сил, дошла до улицы Лаберж, нагруженная двумя ведрами краски. Ее дедушка в это время как раз показывал дом Прекрасной Англичанки своим соседям, Дрюжонам. Жасент встретили с широкими улыбками и комплиментами по поводу отделки и планировки дома.
– Завтра и в течение всей следующей недели у тебя будут бесплатные работники, – похвастался Фердинанд. – Мы трое.
– Конечно, мы будем счастливы помочь, – добавила Рене. – Будущая невеста должна иметь возможность подумать о чудесном дне свадьбы и заняться своим нарядом.
Растроганная девушка пробормотала слова благодарности и залилась слезами.
Сен-Прим, церковь, суббота, 15 сентября, 1928
Жасент Клутье направлялась к стоящему у алтаря Пьеру Дебьену. Она медленно продвигалась вперед, под руку ее держал отец. Мадемуазель Евдокси Лярривэ играла свадебный марш на фисгармонии. Пожилая женщина вот уже около тридцати лет давала жителям деревни уроки музыки и пения, даже организовала хор.
– Ты вся дрожишь, успокойся, – прошептал Шамплен дочери. – Ты очень красива!
Свои слова он оттенил едва заметным поглаживанием по руке. За последние несколько месяцев Шамплен сильно изменился. Отныне он был более терпелив и жизнерадостен – похоже, так он решил стереть в памяти годы, когда его жизнь была наполнена гневом и бессердечностью.
Невеста приковывала к себе восхищенные взгляды. Она чувствовала, как стоящие по обе стороны центрального прохода люди любовались ею, слышала, как восторгаются ее нарядом и прической. По мере продвижения к алтарю Жасент узнавала знакомые лица. «Озиас Руа, его супруга Жанна, один из их сыновей, Валентен! Артемиз пришла со своим младенцем. Лишь бы девочка не плакала во время церемонии! А вот и Жактанс в ставшей для него слишком тесной куртке», – перечисляла она про себя, чтобы совладать с эмоциями.
С правой стороны, рядом с Рене и Франком Дрюжонами, одетыми по-французски элегантно, она заметила улыбающегося ей дедушку. Перед ними стола Матильда: она была в черном, на шее – ожерелье из розовых ракушек, косы короной уложены на голове.
«А вот и моя семья… мама надела свой серый костюм. К воротнику пришпилена белая роза… наверняка идея Сидони, – растроганно подумала Жасент. – Не хватает только Лорика. Как бы я хотела, чтобы он сейчас тоже был здесь!»
Стоя рядом с Журденом, Сидони с гордостью смотрела на невесту, и этот взгляд успокоил Жасент. Своим великолепным нарядом, оригинальность которого ошеломила всех присутствующих, Жасент была обязана сестре. Работа над пошивкой платья, прерываемая многочисленными примерками, которые явно поднимали Альберте настроение, длилась не один день. Однако полученный результат с лихвой удовлетворил юную портниху – Сидони увидела, что старания ее были сполна вознаграждены, ведь работу с атласом и тюлем простой назвать нельзя. В белом выходили замуж довольно редко, разве что только члены знатных семей. Жасент выбрала сверкающую переливчатыми бликами бежевую ткань, довольно темного оттенка, близкого к позолоченному. На невесте были украшенный перламутровыми пуговицами приталенный корсаж и длинная свободная юбка, окаймленная кружевами цвета слоновой кости. Наряд был одновременно скромным, романтичным и в то же время классическим.
Альберта причесала роскошные волосы дочери, закрепив на ее голове с помощью атласной цветочной диадемы бежевого цвета пышную тюлевую фату.
– Боже милостивый! – воскликнула она. – Еще никогда в Сен-Приме не видели столь экстравагантного свадебного наряда. Во времена моей молодости замуж выходили в простом воскресном платье.
При последних нотках партитуры музыка сделалась тише. Пьер, с зачесанными назад темными кудрями, в коричневом велюровом костюме и белом галстуке, заставлял завистливо вздыхать едва ли не каждую присутствующую на церемонии даму. Он сожалел об отсутствии своего друга Дави, но юный рабочий плохо себя чувствовал – молодой человек подхватил ветряную оспу, довольно опасную для взрослых болезнь. Но, любуясь Жасент, которая напоминала ему принцессу былых времен, он быстро забыл о своей печали. Наконец она, трогательно-бледная, оказалась рядом с ним.
Кюре не сводил с брачующихся доброжелательного взгляда. Прежде чем перейти к совершению ритуальных обрядов, он отметил стойкость семьи Клутье, члены которой смогли преодолеть самое тяжелое из всех возможных испытаний, не преклоняя голову, благодаря вере и желанию вернуть в домашний очаг утерянное счастье. Одобрительный шепот, прошедший по рядам, стал для кюре знаком того, что бо́льшая часть присутствующих разделяет его мнение.
Наконец пришло время молодым обменяться клятвами, скрепив свои слова серебряными кольцами с выгравированной на них датой бракосочетания. Жасент произнесла сокровенное «да»; голос Пьера прозвучал твердо, но слегка напряженно. После улаженных накануне у нотариуса гражданских формальностей они соединились друг с другом перед Господом Богом. Пьера охватило странное ощущение, будто только что у него осуществилась казавшаяся невозможной мечта. «Я страдал на протяжении двух этих лет, проведенных без нее! Временами даже плакал по ночам. Бывало, я ненавидел ее за то, что она оттолкнула меня, но все это стоило того, чтобы сейчас, покончив с терзавшими нас сомнениями, с еще большей радостью обрести друг друга. Моя красавица супруга, моя Жасент!»
Он обнял ее и нежно поцеловал в губы, в атмосфере одобренного радостного гула, поднимавшегося из толпы.
«Любовь моя, моя великая любовь! – думала она, опьяненная от безграничного счастья. – Я все сделаю, чтобы ты забыл о тех мрачных днях, которые мы провели вдали друг от друга, расставшись по моей воле. Я буду о тебе заботиться, буду тебя уважать, с каждым днем дарить тебе все больше любви».
Раздался звон церковного колокола. Плывущие высоко в небе серые облака смягчали яркие краски сентября. Однако молодожены, выйдя за порог церкви, ничего этого не видели. Дети Сен-Прима обсыпали их рисовыми зернами – это было залогом процветания в семье и символом приближающихся снегов.
Сен-Прим, ферма Клутье, тот же день, пять часов вечера
