– У меня есть все необходимое, мама. Когда полицейский приехал, мы с Сидони как раз решали, что нам надеть в дорогу.
– Не стоит ничего выдумывать, девочки. Носите траур, – посоветовала мать. – Будьте скромны и осторожны. Я буду о вас думать.
Появление Шамплена всех удивило – он вошел бесшумно, что явно было на него не похоже. На нем был серый холщовый костюм, в руках – соломенная шляпа; казалось, он был в хорошем расположении духа.
– Чаю, папа? – предложила Сидони, всхлипывая, – в ее глазах еще стояли слезы. – Сейчас жарко.
– Нет, лучше стаканчик шерри, дочка. Вмешалось божественное правосудие – этот мерзавец доктор повесился. Да-да, я в курсе! На главной улице я встретил машину помощника Кардена. Он как раз возвращался от вас. С этих пор, когда Мюррей исчез с лица земли, мне стало легче дышать!
С этими словами он рухнул на стул и постучал ладонью по столу, легонько, словно для того чтобы показать, что с одной из основных его забот покончено.
– Еще кое-что, – продолжал он. – Я встречался с владельцем сыроварни Перрона. Озиас Руа шепнул мне о том, что один из служащих бросает свое место и уезжает в санаторий в Лак-Эдуар. Меня взяли на работу! Я приступаю в четверг.
– Как же так? А кто будет выполнять работу здесь? – обеспокоенно спросила Альберта.
– Какую работу, дорогая моя? Посевы пропали, в этом году я не соберу ничего: ни пшеницу, ни ячмень, ни гречиху. В лучшем случае у нас будет картошка. Сена будет вдвое меньше, чем обычно. Я должен зарабатывать деньги, ведь я потерял целые акры пашни и такую же территорию лугов. Вскоре я примкну к движению Онезима Трамблея, ведь чем больше людей будут выражать недовольство, тем больше вероятность того, что правительство прислушается к нашим жалобам. Я справлялся в Grand Café – некоторые ребята оттуда ясно понимают, что к чему. Обещанная компенсация придет нескоро
[23]. Пока же стоит устроиться на работу. Через месяц представится шанс и Лорику. Чеддер из Сен-Прима продается прекрасно, даже в Великобритании и Штатах. Чтобы ухаживать за стадом и запастись на зиму древесиной, мне будет достаточно воскресенья и будних вечеров.
Шамплен осушил свой стакан и по очереди посмотрел на жену и дочерей.
– Ничто не заставит меня опустить руки! – заявил он. – У меня тоже есть ошибки, которые мне нужно искупить… Кажется, здесь письмо, которое мне стоит прочитать.
Жасент придвинула к отцу сложенный вчетверо листок бумаги.
– Мы будем держаться вместе, папа, – мягко произнесла она. – И в наших сердцах всегда будет место для Эммы. Читай, папа, читай.
Настала тишина. После того как Шамплен дочитал до конца, трое женщин увидели, как хозяин дома робко протер глаза тыльной стороной руки.
– Какое красивое имя – Анатали! – прошептал он.
И снова протер глаза.
Роберваль, дом семьи Ганье, тот же день, вечер
У Эльфин больше не было сил. Свернувшись калачиком в широком кожаном кресле отца, она прикрыла уши руками. На втором этаже, не прекращаясь, раздавались пронзительные крики, чередующиеся с хриплыми воплями.
– Господи, это началось еще после полудня! – шагая из угла в угол, вздохнул Валлас.
– Как можно так долго мучиться и не умереть от боли? – ужасалась его сестра.
– Может быть, это именно то, чего хочет наша кузина, – последовать за мужем на тот свет, – ответил он.
– Идиот! Или ты считаешь, что женщина рожает, когда ей заблагорассудится, особенно будучи уже почти на восьмом месяце беременности? Боли возникли вскоре после визита начальника полиции. Тщетно он осторожничал, сообщая новость о самоубийстве, – у Фелиции тут же случился нервный припадок. А ведь ей с четверга так хорошо удавалось владеть собой!
Валлас покачал головой и раздавил сигарету в пепельнице.
– Нам стоило бы отвезти ее в больницу! – горячился он. – Горничная не сможет дольше удерживать Уилфреда в стороне от того, что происходит. Бедный мальчик: до завтрашнего дня он рискует остаться сиротой. Сначала отец, затем мать. Это невозможно, нет, это было бы слишком несправедливо, если наша кузина умрет при родах! Господь не может этого позволить.
Окончательно разозлившись, Эльфин вскочила с кресла. Она стала перед братом в вызывающую позу и легко ударила его в грудь.
– Замолчи, вещун! – крикнула она. – Фелиция справится. Крестный спасет ее. Он хороший доктор, один из лучших в Робервале.
– Но Гослен не сотворит чуда. Он сам нам сказал: акушерство – не его область.
– Мне плевать, доктор есть доктор. Как бы там ни было, акушерка не приедет.
Молодая женщина вздрогнула от страшного крика, разнесшегося по всему дому.
– С меня довольно, Валлас, я ухожу. Валентина говорила, куда поведет Уилфреда?
– Они гуляют вдоль озера и в порту. Останки «Перибонки» привлекают всех любопытных.
Речь шла о судне, севшем на мель в порту Роберваля. Оно мужественно перевозило пассажиров и товары из Роберваля в Перибонку, откуда и пошло его название. Когда после многих лет курсирования по озеру его сняли с эксплуатации, майские паводки превратили судно в щепки.
– Я найду их, где бы они ни были.
– Мальчику – ни слова.
– Господи, я не настолько глупая, хоть и кажусь такой! – огрызнулась Эльфин, удаляясь.
Оставшись один, Валлас решил узнать, как дела у Фелиции. Взволнованный и настроенный не слишком оптимистически, он не спеша поднялся по широкой лестнице с выстланными красным бархатом ступенями.
«Мюррей мог бы подумать о жене и сыне! – размышлял он. – Этот тип определенно все разрушил: жизнь семьи Клутье, жизнь своей собственной семьи».
Люсьен и Корали Ганье отнеслись к суициду доктора как к невероятно трусливому поступку, однако они плохо скрывали явное облегчение. Не будет ни развода, ни судебного разбирательства, а прессе скоро наскучит эта история. «Еще немного – и родители, пытаясь успокоить Фелицию, заведут с ней разговоры о втором браке, о лучшем будущем!» – с презрением подумал Валлас.
Он вспомнил ужасающую сцену, которая последовала после ухода Альфреда Кардена. Полицейский, по обыкновению холодный и методичный, удалился, детально оговорив, какие меры необходимо принять для того, чтобы забрать тело покойного.
– Я хочу его увидеть, я хочу его обнять! – стонала его кузина – Фелицию всю трясло, ее взгляд обезумел.
Повинуясь жесту хозяйки, молодая горничная поспешила отвести малыша Уилфреда в сад, где мальчик часто катался на качелях под ее присмотром.
– Теодор! – взывала Фелиция, смутно отдавая себе отчет в том, что и сын исчез из ее поля зрения.
