Школьные годы Жасент, равно как и школьные годы ее сестер, прошли за этими стенами. Не один год Жасент, исполняя свой долг старшей сестры, за руку приводила Сидони и Эмму из дому к этой самой двустворчатой двери, за которой сейчас были слышны чьи-то шаги.
Наконец дверь открылась, и Жасент увидела перед собой юную монахиню, с повязанным поверх черного форменного одеяния передником.
– Добрый день, сестра. Мне жаль, если я потревожила ваш воскресный отдых, но я хотела бы поговорить с матушкой-настоятельницей.
– Я не отдыхала, мадемуазель, не волнуйтесь, – весело ответила послушница. – Я засахариваю фрукты. Входите же!
Только Жасент переступила порог прихожей, как она сразу же уловила запах воска и жидкого мыла. Раньше, когда она была маленькой, он приводил ее в восторг. Сейчас он был смешан с тяжелым запахом плавящегося сахара.
– Я скоро, мадемуазель…
– Мадемуазель Клутье. Я здесь училась.
– Вы – сестра той несчастной, что встретила свою смерть на берегу озера две недели назад? Господин кюре сообщил нам эту печальную новость позавчера вечером. Мы молились за Эмму и за вашу семью.
– Благодарю вас, сестра.
– Сестра-послушница Сен-Тома. Я здесь недавно. Будьте любезны подождать немного, я поднимусь предупредить матушку-настоятельницу.
Оставшись одна, Жасент стала внимательно рассматривать помещенные в рамочки фотографии основательниц обители, о которых у нее сохранились лишь смутные воспоминания: матушка Сен-Габриэль, настоятельница, сестра Сен-Жан-де-Дьё, сестра Сен-Жорж, сестра Сент-Элен и сестра Жанна д’Арк
[21].
«Мне было восемь, когда меня приняли в начальный класс средней школы. Это было в 1913 году. С тех пор сменилось много сестер». Чтобы немного скрасить ожидание, одетая во все черное, Жасент стояла на месте, словно послушный ребенок, пытаясь вспомнить имена кого-то из преподававших ей монахинь. «Подумаем… Когда мне исполнилось пятнадцать, в 1920 году, это были сестра Мари-дю-Пресье-Сан, сестра Сент-Роз-де-Жезю… да, все верно. Эти имена производили на меня такое впечатление… поэтому я их запомнила. А еще сестра Мари дю Бон-Секур»
[22].
В этот момент молодая женщина услышала перешептывание на лестнице. В прихожей показалась настоятельница, за ней следовала сестра Сен-Тома.
На вид настоятельнице можно было дать около пятидесяти лет.
Женщины зашли в залитый солнцем кабинет, служащий одновременно библиотекой, о чем свидетельствовали два заполненных переплетенными книгами больших шкафа.
– Мне очень жаль беспокоить вас в этот воскресный день, – начала Жасент. – Дело касается моей младшей сестры Эммы, которая работала здесь в конце 1924 года. Это ваша бывшая воспитанница, как и другая моя сестра Сидони.
Матушка-настоятельница молча кивнула, скрестив руки на уровне талии.
– Я сочувствую вашему трауру, мадемуазель Клутье, но чем я могу быть вам полезна? Я приехала в Сен-Прим всего несколько месяцев назад, после смерти сестры Мари-дель-Евхаристи. Я не знаю, что именно вы ищете, но вам следовало бы обратиться к монахиням, которые находились здесь в том году.
– Как я могу узнать их имена? – смутившись, спросила Жасент.
– В этом я могу вам помочь, – ответила настоятельница, присаживаясь за длинный стол из темного дерева.
С невозмутимым видом она углубилась в ведомости: водила указательным пальцем по строчкам, размышляла, что-то записывала. Покончив с этим занятием, она, словно охваченная внезапной мыслью, открыла ящик и вынула из него большой конверт.
– Это снимки последних лет, сделанные во время церемонии награждения. Просмотрите их, мадемуазель. Возможно, вы найдете на них себя или вашу покойную сестру. Кстати говоря, я рассматривала их перед похоронами, когда нас навестила матушка-настоятельница из больницы Роберваля. Тогда мы помянули трагическую судьбу вашей сестры. Мы молились об Эмме, наши старшие воспитанницы – тоже. Наша преподавательская миссия, возблагодарим за это Господа, позволяет нам заботиться о духовном воспитании приходских детей. Но в этом году нас здесь всего трое сестер. Образцовая школа для девочек насчитывает двадцать пять учащихся, у нас же два начальных класса с тридцатью пятью девочками.
Не зная, что на это ответить, Жасент взяла в руки пачку фотографий и без приглашения присела на стул. Настоятельница обошла стол и склонилась над ее плечом.
– На обратной стороне есть даты, – уточнила она своим тихим голосом.
Через некоторое время женщины обратили внимание на снимок, сделанный в начале июля 1924 года. На нем была Эмма – она стояла у подножия лестницы, на которой стояли и все остальные ученицы, ступеньки служили для них возвышением. Рядом с ней стояла молодая монахиня. «Боже мой, Эмма в серой блузке, ее кудри закреплены заколками. Какой она была милой!» – пронеслось в голове у потрясенной Жасент.
В этот момент в дверь кабинета легонько постучали, и в приоткрытую дверь заглянула сестра Сен-Тома.
– Матушка, не желаете ли вы, чтобы я подала вам и вашей гостье чаю?
– Нет, спасибо, сестра Сен-Тома, но вы могли бы нам помочь. Посмотрите на этот снимок. Возможно, вы знаете сестру, позирующую вместе с классом. Это было четыре года назад.
Желая оказаться полезной, послушница охотно согласилась. Она внимательно всмотрелась в лицо монахини.
– Да это же сестра Сент-Бландин! Я как раз уходила из монастыря в Перибонке, когда она приступала к своим обязанностям там.
– Ах! В Перибонке есть монастырь? – тихо спросила взволнованная Жасент.
– Это скромное учреждение, не слишком комфортное в период долгих зимних месяцев, – призналась сестра Сен-Тома. – Там я заболела, и это заставило меня вернуться в Шикутими, где наши милые сестры из Нотр-Дам-дю-Бон-Консей поставили меня на ноги.
Крайне взволнованная, Жасент поднялась. Необходимость путешествия в Перибонку казалась теперь еще более очевидной. Эмма могла умышленно укрыться на другом конце озера, если знала, что может найти поддержку у сестры Сент-Бландин.
– Благодарю вас от всего сердца! – воскликнула она. – Правила приличия обязывают меня не раскрывать вам конкретной причины, толкающей меня на эти поиски.
Настоятельница и послушница пристально смотрели на Жасент одинаково заинтригованными взглядами.
– Вы никоим образом не обязаны этого делать, мадемуазель Клутье, – важным тоном заверила преподобная матушка. – Да хранит вас Господь, дитя мое.
«Карты не ошиблись, я поговорю об этом с Матильдой», – думала Жасент по пути из обители.