К горлу Фелиции подкатил ледяной ком. На лбу выступил пот, она почувствовала приступ тошноты.
– Боже мой, я понимаю, сейчас я уже понимаю лучше. Если бы ты знал, как ты меня ранишь, Теодор, если бы ты знал, как мне больно.
Дыхание Фелиции прерывалось, зрачки расширились; изменившимся, дрожащим от отвращения голосом она спросила супруга:
– Как ты утопил ее?
– Несчастная поскользнулась. Я видел, как она ушла под воду, ее волосы были словно водоросли. Я всего лишь ее удержал, и она не смогла подняться. Бедняжка Эмма!
Доктор Мюррей, постаревший, ссутулившийся, беззвучно заплакал. В зарешеченное окно постучали, и дверь сразу же открылась.
– Прощай, Фелиция. Я прошу прощения у тебя, а также у сына и малыша, который скоро родится, – поспешно проговорил он.
Он поднялся, спеша обрести одиночество в своей камере. Журден Прово взялся проводить молодую женщину к выходу. Бледная, с утратившей форму вследствие беременности фигурой, она вызывала в нем глубокую жалость – отныне она была на годы приговорена к подобным коротким свиданиям.
– Вас кто-то ждет, мадам? – поинтересовался он. – Я могу вызвать такси.
– Нет, не стоит. Меня отвезет кузен.
Валлас Ганье увидел, как Фелиция неверной походкой направляется в его сторону. Он курил сигарету, прохаживаясь вокруг своего роскошного ровера: за то время, пока молодой человек поджидал Фелицию под тюрьмой, автомобиль привлек к себе множество любопытных взглядов.
– Ну что, он объяснился с тобой? – спросил он кузину, когда она подошла. – Боже, у тебя жуткий вид!
– Едем скорее, Валлас, прошу тебя.
Испытывая к кузине родственные чувства и сострадание, он помог ей сесть в машину, закрыв за ней дверцу. Вскоре он уже катил по берегу озера в сторону Сен-Жерома – Фелиция попросила его оказать ей такую услугу.
– Я должна забрать вещи и любимые игрушки Уилфреда, – сказала она. – Потом я дам тебе ключи от дома. Я выставлю его на продажу, больше я туда не вернусь. Я думаю развестись и вернуться жить к родителям.
– Это мудрое решение, – одобрил Валлас. – Мы будем рядом, моя дорогая кузина.
По дороге к дому доктора Теодора Мюррея Валлас узнал о жутких обстоятельствах гибели Эммы Клутье, убитой своим любовником. Он понял, почему Жасент так повела себя накануне, когда он приехал на их ферму в Сен-Прим. «Они все знали – она, ее брат с сестрой и их родители. Конечно, я не мог быть там желанным гостем, даже если я и не имею к этой трагедии ни малейшего отношения. Но моя фамилия – Ганье. В течение шести лет я регулярно виделся с убийцей Эммы. Я выпивал с ним в праздничные вечера, играл с этим типом в шахматы или теннис. Мой букет белых роз был нелепым, просто смехотворным», – думал он.
Будучи хорошим математиком, влюбленный в логику Валлас непременно нашел бы закономерным тот факт, что его пресловутый букет закончил свою короткую жизнь на навозной куче фермы Клутье.
Сен-Прим, ферма Клутье, тот же день, вечер
Использованные простыни, разложенные перед сараем и посреди двора, были покрыты желтоватым овечьим руном. От сваленной в кучу шерсти исходил сильный запах пота.
Весь день был посвящен стрижке овец – тяжелой работе, требующей хорошей физической подготовки, терпения и проворства. Нужно было на время обездвижить каждое животное, при этом быстро и ловко орудуя ножницами.
Шамплен был в этом деле настоящим мастером. Как только животное ложилось на возвышение сродни невысоким подмосткам, он зажимал его голову между колен и стриг всего за несколько минут. У Лорика был другой метод. Он сажал овцу у своих ног и орудовал правой рукой, левой поддерживая передние лапы животного. Пьер в основном помогал, подменяя Сидони, – в последние годы это было ее обязанностью.
– Остается только наша старая хромая овца, и делу конец, – заметила Альберта, обращаясь к дочерям. – Боже мой, я впервые бездельничаю в день стрижки овец!
Она наблюдала за процессом стрижки, сидя в кресле под навесом. Это была идея Жасент. Девушка была очень рада видеть мать почти что выздоровевшей.
– Я обязана этим Господу Богу и Пьеру, – заявила Альберта утром, в своей комнате, когда Лорик и Сидони удивились тому, что мать поднимается с постели. – А теперь оставьте меня.
Спустя двадцать минут она спустилась, волосы ее были аккуратно причесаны. На ней было длинное светлое платье по моде прошлых лет, а от тела исходил приятный запах мыла и одеколона. Шамплен, бросив на нее восхищенный взгляд, воскликнул:
– Ты просто красавица, женушка!
– Приходят дни, когда милость Божья указывает нам дорогу.
После такого загадочного ответа Альберта расцеловала Пьера в обе щеки, к полному изумлению своего супруга и самого Пьера. Растроганная этой сценой Жасент также была озадачена.
Тон этой субботе был задан; благотворная передышка между бурями позволяла набраться энергии, залечить раны.
Во время короткого обеда все набросились на толстый омлет с салом и картофельное пюре, обсуждали банальности и вновь вели разговоры о вызванных наводнениями убытках. Затем Жасент вынесла из гостиной кресло и удобно усадила в него мать.
– Хорошенько следи за нашими мужчинами, – шепнула она ей на ухо. – Мы с Сидо пока помоем посуду.
Тихий звук передвигаемых тарелок и приборов служил музыкальным фоном для разговора двух сестер. Они грели воду и мыли ею часть посуды, затем снова грели воду. Сидони мягким и решительным голосом вкратце рассказала Жасент о том, что произошло в комнате матери:
– Лорик попросил у меня прощения. Он поклялся передо мной и мамой, что освободился от своих нездоровых чувств и ревности. Он сказал, что наше озеро словно подарило ему второе крещение и он обернет это себе на пользу. Я почувствовала, что он говорит искренне. Если бы я сегодня его потеряла, после Эммы, то, думаю, не пережила бы этот новый траур. Мне кажется, это чем-то напоминает войну – смерть, которая каждое мгновение может постучать в дверь, и ты чувствуешь, что просто обязан быть счастливым, пусть хотя бы на час, на день, когда тебе удается ее избежать. Пьер останется на ужин сегодня вечером, это точно. Я испеку пирог с ветчиной. И мы хором споем!
Несмотря на удовольствие, которое испытывала Жасент, глядя, как будущий супруг улыбается и работает вместе с отцом, ей не удалось до конца насладиться всеобщим хорошим настроением. У нее перед глазами все время стоял Лорик, готовый исчезнуть в прозрачных водах большого озера. Эта мысль приводила ее в дрожь, и она зябла, несмотря на ослепительное солнце. Неясная фраза, услышанная ею в полусне двумя неделями ранее, всплыла и снова не давала ей покоя:
– Озеро давно ждет вас: твоего брата, сестер и тебя. Эмму оно забрало первой.
Если бы не Пьер, Лорик стал бы второй жертвой.
* * *
Отара Клутье была заперта в просторной овчарне. На следующий день животных приведут на соседнее пастбище. Жалобное блеяние нарушало спокойствие этого вечера. Собранная в надлежаще перевязанные кипы шерсть лежала на полу в сарае.
