Поднималось ярко-желтое солнце. Первые его лучи согревали тела двоих молодых людей, равно как их ласкал свежий потеплевший бриз.
– Я никому в этом не признавался, – добавил Лорик. – Я чувствую облегчение. Это странно, но, когда я говорю об этом вслух, когда слышу свои же слова, а ты делишься со мной своим мнением, мои чувства уже не кажутся настолько серьезными. Кое в чем ты прав: мы с Сидони действительно словно заперты в клетке. Нужно это изменить!
Разгорячившись, Пьер поднялся. Он разрывался между состраданием и непониманием.
– Ты настоящий безумец, – проворчал он. – Прости, но мне никак не удается примириться с тем, что произошло.
– Ты про поцелуй?
– Нет, про то, что ты хотел себя убить. Если бы я не очутился здесь, на пляже Сен-Прима, ты бы утонул. Вполне возможно, что ты мучился от горя и стыда, вполне возможно, что смерть Эммы помутила твой рассудок, но удвоить ставку, осмелиться причинить родителям и сестре столько горя – нет, этого я принять не могу.
Лорик тоже поднялся. Пряди его темных волос развевались; во взгляде его серо-зеленых глаз затаилась злость. Глядя на него, Пьер подумал, что Лорик – красивый парень, однако вспыльчивый и склонный к жестокости, как и его отец.
– Не оскорбляй меня, Дебьен. Когда-то мы с тобой были друзьями, но за последние два года мы виделись нечасто. А сейчас ты возвращаешься, говоришь мне о своей женитьбе на Жасент и смотришь на меня свысока! Проваливай отсюда, мне не нужны твои наставления.
– Ах так?
У Пьера больше не было сил. Он любил Лорика как брата, которого у него никогда не было. Стоило Пьеру лишь представить, как тот мог умереть совсем юным, в нем тут же закипело негодование. Он, человек, который никогда ни с кем не дрался, который презирал применение физической силы, – первым нанес удар. Удар пришелся в подбородок – Лорик пошатнулся. Он не успел дать сдачи – его настиг второй удар, на этот раз в левую скулу.
– Это отучит тебя так пугать меня, дурак несчастный! – крикнул Пьер Дебьен, сотрясаясь от гнева. – Никогда так больше не делай! Имей смелость жить, черт возьми!
Его голос дрогнул. Он снова бросился на Лорика, но на этот раз со всей силой сжал его в объятиях. Растерянный и ошеломленный, Лорик неожиданно принялся плакать: это были громкие всхлипывания маленького мальчика, которого взяли с поличным. Он освобождался от скрытой боли, от унижений со стороны отца, от пагубного яда преступной любви к собственной сестре. Таким образом он пытался избавиться и от кошмара мучительных воспоминаний: Эмма в белом платье под церковным сводом, бледная невеста с красивым восковым лицом, обрученная с пустотой, повенчанная со смертью.
– Ты мой друг, Пьер, да, настоящий друг! – пробормотал Лорик, успокоившись.
Деревенский колокол пробил семь часов. Дымовая труба на ферме уже дымилась.
– Идем, я проведу тебя. Скажем, что мы купались и плавали вместе, как в былые времена, – вздохнул Пьер.
* * *
Сидя за большим семейным столом, Шамплен с помощью точильного камня заострял свои ножницы – большой инструмент с широкими и довольно короткими лезвиями, служащий для стрижки овец. Сидящие напротив него Сидони и Жасент, казалось, были зачарованы работой отца, который, протирая металл, часто макал камень в стоящую на табурете миску с водой.
– Как думаете, ваша мать спустится? – спросил он, проверяя острие инструмента большим пальцем. – Обычно в такие дни она мне помогает. Шерсть – это ее забота.
– Мама попросила меня принести ей чашечку кафе, – сказала Сидони. – Выглядит она лучше, но есть ничего не хочет.
– Черт побери, скоро уже пройдет это нервное расстройство? – пробурчал он.
– По словам Матильды, мама может ослабнуть, – призналась Жасент отцу. – Она может оставаться в постели, пить воду или чай, но от еды отказываться. Если доктор Мюррей получит строгое наказание, это, возможно, ее утешит, но я знаю, что придаст ей силы жить дальше.
– И что же это? – недоверчиво глядя на дочь, обронил Шамплен.
– Нам нужно найти ребенка Эммы и привезти его сюда. У мамы появится ощущение, будто ее дорогая малышка, как она сама говорит, умерла не совсем.
– И как ты рассчитываешь это сделать? – сурово спросил отец. – Будешь рыскать по всей провинции, болтая о нашем бесчестии направо и налево? Думаешь, будет лучше, если наша семья станет хвастаться тем, что шестнадцатилетняя девочка втайне от всех родила, а затем бросила своего ребенка? Хватит с нас тех гадостей, о которых мы бы никогда не узнали, если бы не твое неуемное любопытство!
– Папа, ты несправедлив с Жасент, – в сердцах возразила Сидони. – Ты предпочел бы, чтобы все оставалось в тайне навсегда. По-твоему, для семьи Клутье было бы лучше, если бы Эмма оставалась молодой примерной учительницей, пойманной в ловушку наводнением и случайно утонувшей. Не была ли твоя дочь для тебя всего лишь средством влияния на людей из правительства, чтобы они выделили тебе больше денег, чем другим фермерам в округе? Моя сестра и дедушка Фердинанд – единственные, кто почувствовал, что дело нечисто. Я тогда разделяла твое мнение. Считала, что нужно было молчать, ничего не замечать, ничего не слышать. Но это в прошлом. Правда раскрылась. Я согласна с Жасент – мы должны хотя бы узнать, что случилось с этим ребенком, нашей племянницей. Ей три года, папа. Это твоя внучка, и она, возможно, ютится в каком-то приюте, а ведь у нее есть семья – это мы.
Сидони спала от силы два часа, и под ее глазами появились сиреневые круги. Однако от возбуждения ее взгляд оживился. Обычно тихая и скромная, сама вежливость, в это утро Сидони проявила себя совсем с другой стороны. Растерянный Шамплен уткнулся в работу.
– Делайте что хотите, – бросил он. – Если вы найдете эту малышку, ее место будет здесь, с нами.
Шум голосов на крыльце помешал Жасент ответить отцу. Растроганная реакцией сестры, она взяла ее за руку.
– К нам гости, – заметила Сидони. – Полиция, так скоро?
Вскоре все трое с удивлением увидели входящих в дом Пьера и Лорика, оборванных, с мокрыми волосами и пристыженными лицами, как у напроказничавших детей.
– Смотрите-ка, и Дебьен здесь! – удивился Шамплен. – В последнее время ты зачастил к нам… Сегодня я стригу овец. Если хочешь нам помочь, я не откажусь.
Жасент бросила на своего любовника заговорщицкий взгляд, тогда как Сидони озадаченно уставилась на брата.
– Я прогуливался по пляжу с самого рассвета, – объяснил Пьер, – рассчитывая навестить вас часам к восьми, чтобы узнать, как у вас дела. Мне стало известно о том, как умерла Эмма. Один человек позвонил вчера в школу Сен-Фелисьена из Роберваля, и я решил приехать.
– Ты правильно сделал, – одобрил хозяин. – Девочки, приготовьте кофе! Я не очень-то люблю чай.
– На пляже, – продолжил Пьер, – я встретил Лорика, который собирался искупаться. Вчера он маленько злоупотребил алкоголем – он хотел освежиться.
