Ты живо достал из рюкзака книгу и открыл на нужной странице, объявив:
– Гамлет и Офелия впервые встречаются в третьем акте.
Я:
Мой принц,
Как поживали вы все эти дни?
Ты:
Благодарю вас; чудно, чудно, чудно.
Я:
Принц, у меня от вас подарки есть;
Я вам давно их возвратить хотела;
Примите их, я вас прошу.
Ты:
Я? Нет;
Я не дарил вам ничего.
Я:
Нет, принц мой, вы дарили; и слова,
Дышавшие так сладко, что вдвойне
Был ценен дар, – их аромат исчез.
Возьмите же; подарок нам немил,
Когда разлюбит тот, кто подарил…
Через сорок минут мы решили устроить небольшой перерыв.
– Принести чего-нибудь? – спросил ты.
– Нет, ничего не нужно, – ответила я, но ты всё равно встал. Один из нерадивых баскетболистов тут же чуть не заехал в твою голову мячом, но ты вовремя успел его перехватить, как я позже поняла, чтобы оставить на время себе.
– Зачем он тебе?
– Хочу поиграть, – просто сказал ты.
Я усмехнулась, потому что имя Сид Арго и спорт в моём сознании никак не сочетались.
Ты начал спускаться по лестнице на площадку.
– Ты и вправду собрался играть? – я встала. – А как же твое сердце?
Ты ничего не ответил, лишь мельком глянул на меня через плечо. Я живо направилась за тобой. Ты остановился у линии штрафных бросков, я, догнав тебя, стала слева.
– Я никогда не промахиваюсь, – признался ты, крутя мяч в руках.
– Прямо-таки никогда, – фыркнула я.
– Никогда, – подтвердил ты со стопроцентной уверенностью.
– А я никогда не попадаю, – таким же тоном авторитетно отозвалась я. Ты засмеялся и, не напрягаясь, кинул. Мяч с лёгкостью попал в корзину.
– Совпадение, – хмыкнула я.
Ты кинул ещё раз, а потом ещё и ещё. Казалось, через какое-то время ты даже перестал меня замечать. Я отошла дальше и, сев на блестящий пол, наблюдала за тобой. Ты не промахнулся ни разу.
– Где ты научился? – недоуменно спросила я.
– Нигде, – ты перестал кидать, – разве что иногда играем с Питом на заднем дворе, но в последнее время не слишком часто.
– А всё-таки зачем ты вообще начал играть? Я так понимаю, по состоянию здоровья тебя не взяли бы ни в одну команду.
– Я начал ходить сюда в девятом классе, когда прогуливал географию. А всё потому, что учительница терпеть меня не могла.
– И что же она делала?
– Добрую половину урока она гоняла меня по мировой карте, где ничего не подписано, в основном по странам Ближнего Востока. А их там невозможное количество, да к тому же они все так расположены, что не поймешь, где что.
– Зато теперь ты знаешь, что Ирак окружен Ираном, Сирией и Турцией.
– Ты не представляешь, как сильно помогают мне эти знания в повседневной жизни, – ответил ты, усмехнувшись. – В общем, она меня конкретно достала. Я решил, что пора с этим завязывать, и перестал ходить к ней, а вместо этого пережидал время в спортзале.
– И как же всё разрешилось?
– Она умерла, – ответил ты уже серьёзно.
Я слегка опешила.
– Надеюсь, не ты её убил?
– Нет, вскоре её мозг поразил рак. Хотя не скажу, что я так уж сильно переживал по этому поводу, – ты посмотрел на меня. – Некоторые люди такие сволочи, что, когда с ними что-то случается, тебе их даже не жаль, хотя ты вроде и неплохой человек…
Я встала и подошла к тебе.
– Научи меня, – я отобрала у тебя мяч.
– В смысле? – не понял ты.
– Ты ведь не промахиваешься, научи меня не промахиваться. Как мне надо кидать?
– Не знаю. Это просто, как дышать.
Я нахмурилась.
– Если бы так и было, я бы уже задохнулась и умерла.
Ты усмехнулся, покачав головой. Попытки научить меня попадать в корзину с треском провалились. Но мне нравилось пытаться, поэтому мы одновременно репетировали и играли, не следя за временем.
Домой мы возвращались радостно возбуждённые. Смеялись. В тот вечер в этом мире, даже в этом городе не было ничего плохого. Ведь ты был со мной, а я с тобой, и всё казалось таким возможным. Тогда я не думала ни о чём, что меня обычно угнетало: ни о матери, ни об отце, ни о школьном совете, ни о девятом сочинении по «Гамлету» для Прикли – ни о чём из этого. Я жила. Ты воскресил меня. А для этого понадобились всего один спортзал, один баскетбольный мяч, несколько актов «Гамлета» и ты рядом – единственный и неповторимый рыжий житель Корка – Сид Арго.
Прошла всего пара часов, но после них многое изменилось, и оставить тебя стало в тысячу раз сложнее. Тогда мы не знали, что ждало нас. Наверное, это и к лучшему, иначе мы не смогли бы быть так беспредельно счастливы.
22
После того что случилось в туалете, я начала исподтишка наблюдать за Синтией. И она оказалась, пожалуй, одной их немногих, кого мне так и не удалось разгадать. Поговаривали, что она числилась пациенткой психлечебницы из-за того, что пыталась покончить с собой, но настоящих доказательств этому никто предоставить не мог, лишь догадки. Синтия приходилась дочерью известному в городе врачу и по совместительству члену городского совета и племянницей нашей директрисы. Младший брат Синтии, Том, ходил в ту же школу, что и Питер Арго, неподалеку отсюда. Их мама умерла пару лет назад, но мне не удалось выяснить от чего.
Никто не смел её обижать, но и дружить с ней не пытались. Даже на химии и биологии, где требовалась пара для лабораторных, она сидела одна, так же как и в столовой. Может, именно из-за всего этого, а может, из-за того, как отчаянно она плакала в туалете, я прониклась к ней не только жалостью, но и симпатией, хотя раньше я вообще никогда её не замечала – она в совершенстве освоила суперспособность невидимости.
За несколько осенних месяцев, которые я провела в Корке, мне так и не удалось с ней пообщаться. Каждый раз, когда я хотела с ней заговорить, мне становилось неловко. Что я могла ей сказать? «Привет, у тебя нет мамы? У меня тоже. Давай дружить» или «Я слышала, как ты плакала в туалете. Давай поговорим об этом» – всё не то. А завести разговор обычным образом казалось просто неуместным, учитывая, что у меня была такая возможность, но я дала понять, что мне это неинтересно.
– Можешь сегодня уделить мне полчаса для репетиции? – спросил ты на большой перемене.
