* * *
Я прихожу домой, а за окном дождь, переодеваюсь в сухое – дождь, думаю о тебе – дождь, чтобы не думать о тебе, спускаюсь вниз помочь маме с ужином – и всё равно дождь. Я не люблю дождь, он меня раздражает, а в таком количестве, как сегодня, ещё и вводит в депрессию.
Уже со второго этажа я чувствую, как пахнет мамин фирменный пирог с клюквой. А когда я спускаюсь на кухню, мама говорит, что ей не нужна помощь, но я настаиваю, и тогда она, тепло улыбнувшись, разрешает мне нарезать овощи. Я живо приступаю и всё равно думаю о тебе. Это так глупо, если честно.
– Что-то случилось? – спрашивает она, исподлобья глядя на меня.
Она всегда знает, когда мне, Питу или папе плохо. Не знаю, как она это делает.
Я мычу и отрицательно мотаю головой, может, хоть так смогу её обмануть, хотя маловероятно. Она кладёт нож на стол, ставит руки в боки и выжидающе глядит на меня своими серо-голубыми круглыми глазами, похожими на мои. Я продолжаю как ни в чём не бывало резать морковку.
– Сид?
– Мам? – в таком же тоне отзываюсь я.
– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне что угодно?
Я мельком смотрю на неё, а потом молча возвращаюсь к резке.
– Расскажи мне, как прошёл сегодняшний день, – просит она, пытаясь подобраться с другой стороны. Конечно, я знаю этот трюк, но часто поддаюсь ему.
Мне хочется выговориться, но я не знаю, с чего начать. Я очень скрытен, поэтому и начал вести эти записи. Мне трудно делиться своими мыслями и переживаниями с другими людьми, но если я кому-то что-то и рассказываю, так это маме. Говорят, что у сыновей отношения прочнее с отцами, но у нас не так. Потому что нашего отца мы видим лишь за ужином по вечерам и на выходных и всё, что его волнует, – это лесозаготовки и церковь.
– Сегодня были физика, французский и английский…
– А когда будут результаты прослушивания? – оживляется мама, заслышав об английском.
– Не знаю. Через пару дней, наверно.
– Не волнуйся. Даже если тебя выберут и ты провалишься, я всё равно буду сидеть в первом ряду и хлопать громче всех, – говорит она, пытаясь не смеяться.
– Спасибо, мам, я всегда знал, что ты в меня веришь, – язвительно отвечаю я, кивая. И мы оба усмехаемся. – Только хлопать тебе придётся кому-нибудь другому. Я не ходил на пробы.
– Не ходил? – она чуть сникает. Ей нравится театр, поэтому она хочет, чтобы я принял участие. – В таком случае где ты пропадал вчера весь вечер?
– Гулял.
– С кем же? – интересуется она.
– С Флоренс и её сестрой Молли.
– Флоренс? – спрашивает она каким-то странным тоном, словно знает о моих чувствах к тебе. – И давно вы встречаетесь?
– Мы не встречаемся, – тут же протестую я.
– Я имела в виду как друзья.
– Мы не друзья. Она меня скорее терпит.
– Пригласи её к нам. Я хочу с ней поближе познакомиться
– Может быть, – отвечаю я, как делал уже не раз. Естественно, я не стану.
Нашу беседу прерывает звонок в дверь. Мы с мамой удивлённо переглядываемся, так как не ждём гостей.
– Открой, пожалуйста. Мне надо следить за пирогом, – просит мама, вытирая руки о передник с ярко-жёлтыми подсолнухами.
Лениво открывая двери, я мечтаю поскорее их закрыть и вернуться на кухню.
Но это желание тут же улетучивается, когда я вижу тебя. Ты стоишь на нашем крыльце, одетая страннее некуда: на тебе серый дождевик, из-под которого выглядывает нарядное бело-золотое платье длиной до колен, на ногах ярко-розовые резиновые сапоги с желтыми утятами, а в руках салатовый зонт. Волосы аккуратно уложены.
Мне дико хочется что-нибудь съязвить касательно твоего прикида, но я настолько удивлён и в то же время слегка обижен, что могу только холодно смотреть на тебя.
– Я знаю, что ты на меня злишься, но мне нужно где-то перекантоваться пару часов.
– Кажется, это ты заморозила нашего Толстого и заодно наши отношения, – говорю с нескрываемой обидой в голосе.
– Если ты ждёшь, что я извинюсь, то, боюсь, ты обречён ждать целую вечность. Так что либо впусти меня, либо пошли к чёрту, только не отчитывай.
Я недовольно закатываю глаза: порой твоя прямота выводит меня из себя.
– Сид, кто там? – кричит мама из кухни.
– Ладно. Я впущу тебя, но только при одном условии: ты ведёшь себя тише воды, ниже травы. Мой дом не поле боя. Поняла?
– Ты предельно ясен, – отвечаешь ты, ничуть не обидевшись.
Я приглашаю тебя зайти, после чего ты закрываешь зонт.
– Кто там пришёл? – мама выходит в коридор с полотенцем. – Флоренс!
– Здравствуйте, миссис Арго. Извините за такой неожиданный визит.
– Ох, ну что ты, – она улыбается тебе. – А ты что стоишь как вкопанный? – тут же обращается она ко мне. – Помоги Флоренс снять дождевик и проводи её в гостиную, а я минут через пятнадцать позову вас к ужину, – она уходит.
Мы молча повинуемся. Я помогаю тебе с зонтом и дождевиком. Потом ты не слишком ловко снимаешь розовые резиновые сапоги. Я веду тебя в гостиную.
– И что случилось? – интересуюсь я, когда ты аккуратно усаживаешься на диван перед телевизором. Невооруженным взглядом видно, что в этом платье тебе жутко неудобно.
– Мне нужно… укрытие, – говоришь ты, глядя в пол.
Я становлюсь прямо напротив тебя, облокачиваясь на каминную полку, а ты продолжаешь сидеть. И в этот момент я кажусь себе очень взрослым, а ты, словно провинившаяся первоклашка, даже посмотреть на меня боишься.
– От чего?
– От кого, – поправляешь ты, горько усмехаясь.
В этот момент мне жутко хочется упасть перед тобой на колени, чтобы заглянуть тебе в глаза, чтобы дотронуться до тебя. Но я не двигаюсь с места, продолжая возвышаться над тобой.
– Ты когда-нибудь прислушивался к тому, что говорят люди? – вдруг спрашиваешь ты, поднимая на меня взгляд. Сейчас твои глаза тёмно-серые, а ещё сегодня днем сияли зелёным. Как это возможно?
– Вероятно, – отвечаю я неуверенно, совсем не понимая, к чему ты клонишь.
– Меня мутит от этих разговоров.
– Почему же?
– Потому что они ни о чём не говорят. Каждый раз одно и то же.
– Что произошло, Фло?
– Сегодня у Джейн день рождения, так что она решила, что это будет отличным поводом собрать у нас всех соседей.
– Зачем ей это?
– Корк – её родной город. Она прожила здесь бо́льшую часть жизни. Позже, когда уехала, о ней, конечно, подзабыли. Так что теперь тешит себя надеждой вернуть прежнюю репутацию местной Мелани Гамильтон
[20].
