– В таком случае я вот чего не пойму: зачем тебе членство в совете? Тебе плевать на этот город, он тебе не нравится.
– Я не привыкла отчитываться за каждый свой чих. Меня это напрягает.
– И что же ты собираешься делать?
– Реформацию. Или революцию. Как пойдёт, – говоришь ты, – я изменю ситуацию, чего бы мне это ни стоило, потому что происходящее здесь в корне неправильно. В итоге останется два варианта: либо я изменю этот город к лучшему, либо уничтожу его.
– …Либо он уничтожит тебя, – бубню я себе под нос, не в силах противостоять твоему напору.
– Я должна постараться ради своей сестры. Я смогу выбраться отсюда через год, она – нет. Она должна жить в лучшем месте.
– Пару секунд назад ты говорила, что делаешь это для себя.
– Я не думаю, что Молли понравится сложившаяся ситуация, когда она начнёт соображать чуть больше.
– Не хочу тебя расстраивать, но у тебя ничего не выйдет.
– С чего ты взял? Ты пытался?
– Говорю тебе, ты потерпишь поражение.
– Значит, пытался?
– Просто я знаю это место! – я чуть повышаю голос.
– Так ты пытался?
– Нет!
– Вот что меня бесит в современном поколении: сдаётся, даже не попробовав.
– Слушай, я не Мартин Лютер
[6]. Я всего лишь подросток, и ты тоже. И я говорю тебе, никто не станет слушать, как бы права ты ни была.
Ты молчишь, зная, что спорить с этим бесполезно, потому что я прав.
– Почему вы все такие лицемеры?
Я не отвечаю на этот выпад.
– Я уверена, что многих не устраивает происходящее. Но вы как живые стены, – заявляешь ты недовольно, – что бы плохого или несправедливого ни случалось, от вас это либо отскакивает, либо пачкает, но вы всё равно стоите дальше, не пытаясь ничего изменить.
– Говорю тебе, не ввязывайся в это. Тебя уничтожат. Они тебя сломают, – продолжаю я, пытаясь тебя образумить.
Ты задумываешься о чём-то своем, тихо негодуя. Я молчу, потому что не хочу больше ссориться.
– Сид! – раздаётся сзади.
Я удивлённо оборачиваюсь. Кому бы это я мог понадобиться? Ты тоже оборачиваешься и, судя по твоему виду, задаёшься примерно тем же вопросом.
– Привет, как дела? – спрашивает Милитант.
Синтия Милитант живёт прямо напротив твоего дома с фиолетовой крышей, а ещё она ходит со мной на физику и биологию. Рядом с ней её младший брат Том, как обычно смотрящий на всех с опаской не по годам взрослым взглядом.
– Вот со службы идём, – я киваю в твою сторону. – Синтия, Том, это Флоренс…
– Я знаю, – тут же прерывает она.
Я слегка теряюсь.
– Мы живем по соседству, – тут же объясняешь ты.
Мне становится не по себе, и всё потому, что отец Синтии и Тома, мистер Милитант – воинствующий католик. Он ходит на все службы. Молится всегда и везде, по любому поводу. Соблюдает все католические посты. И самое главное – он не приемлет атеистов, вообще за людей их не считает и к этому же постепенно приучает своих детей. Поэтому мне страшно, ведь услышь они, что ты говорила пару минут назад, и для тебя бы уже готовили милитантский костер инквизиции. Да и меня бы на дрова пустили, как знающего о твоём отношении к Богу и никому не доложившему об этом.
– Нам пора, – говоришь ты, тоже чувствуя, что лучше с ними не связываться.
– Хорошего дня, – желает нам Синтия вежливо, но при этом подозрительно глядя на тебя.
– Спасибо, и вам тоже, – отзываюсь я, пытаясь смягчить ситуацию, но ты ей всё равно не нравишься. Уж не знаю, как они это делают, но у Милитантов нюх как у собак: таких, как ты, они чуют за версту.
– Живо уходим отсюда! – тихо шепчу я. Ты и не думаешь сопротивляться.
Когда мы отходим от них на безопасное расстояние, я считаю нужным провести для тебя небольшую лекцию.
– Знаю, что моё мнение ты ни во что не ставишь, – начинаю я, – но сейчас слушай внимательно и не перебивай. Не вздумай с ними связываться и вообще ни с кем в этом городе! Они съедят тебя и не подавятся. Им даже жевать не придётся. Они будут тебе улыбаться и желать хорошего дня, возможно, позовут тебя к себе на обед, но это все потому, что они чувствуют в тебе угрозу.
– А в тебе они её не чувствуют?
– Я не угроза, – шепчу я.
– Может, ты и сам этого не осознаёшь, но благодаря таким, как ты, их система никогда не будет работать. Для них главное не только, чтобы ты ходил на службы, а чтобы верил, а в церковь ты никогда не поверишь. Она для тебя такой же инородный элемент, как для меня.
– Прошу, последуй моему совету, иначе вы тут надолго не задержитесь. Её отец – член городского совета, а тётя – директриса, как ты понимаешь, далеко не последние люди в Корке.
– Я не верю не потому, что мне так хочется. У меня на это много причин. Я знаю, что говорю. Церковь – один из главных источников всего порочного, что только существует на земле. А этот город почитает её как святыню. Этот город отнял у меня слишком много…
Ты отводишь взгляд, глядя вдаль, живо о чём-то размышляя.
– Нам нужно писать про Толстого, – говорю я через минуту, пытаясь перевести тему. Ты, не глядя, следуешь за мной вперёд.
– Можно тебя кое о чём спросить?
Ты поднимешь на меня усталый взгляд.
– Только ни слова о церкви.
– Нет, сегодня с нас хватит.
– Тогда валяй.
– Молли… – я чуть мнусь. – Кто её отец?
Ты осуждающе смотришь на меня. Конечно же, понимаешь, к чему я клоню. Ведь если она дочь твоего отца и Джейн, то, возможно, именно в этом кроется причина ненависти к ней, а если нет, то тогда я не понимаю, почему ты так относишься к своей тёте.
– Я не буду обсуждать мою Молли.
В этот момент мы заходим во двор. Я останавливаюсь у калитки.
– Но если ты мне не скажешь, я буду долго ломать над этим голову и придумаю себе невесть что.
Ты поворачиваешься и пару мгновений что-то обдумываешь, а потом резко поднимаешь на меня взгляд.
– Флоренс…
– Моя тётя – жена моего отца. Молли – их дочь, – ты сжимаешь челюсти так, что, кажется твои, зубы раскрошатся, как корка свежеиспеченного хлеба, – и больше мы к этой теме не возвращаемся, – ты быстро поднимаешься по лестнице на крыльцо, попутно снимая с себя ветровку.
Похоже, зря я спросил тебя об этом – теперь мне хочется узнать ещё больше.
* * *
