– И тебе привет, – провозгласила сидевшая на диване Руби. Она смотрела какую-то старую романтическую комедию со Стивом Мартином в главной роли. – Как работа?
– Привет, – ответила я, перебирая конверты. – Отлично.
Я просмотрела последнее письмо, то, что заставляло мое сердце ныть – настолько сдержанным и сильным оно было.
«Сдержанный и сильный – именно те слова, которыми я описала бы Уэстона Тёрнера».
Я захлопала глазами, пораженная этой неожиданной мыслью.
– Руби?
– Чего?
Я прикусила губу и отложила письма.
– Ничего. Не важно. Я прилягу, немного отдохну.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Просто устала.
Я ушла в свою комнату и закрыла дверь, потом достала мобильный и написала сообщение:
Ты там?
Я здесь, малышка.
На глаза снова навернулись слезы, как будто что-то в моей душе треснуло.
Мне нужно услышать твой голос.
С минуту никакого ответа, а потом экран моего телефона загорелся: входящий звонок от Кон-нора.
– Привет, – проговорила я, хлюпая носом.
– Ты плачешь?
– В последнее время это мое основное занятие.
Вздох.
– Мне так жаль.
– Тебе жаль. Уэстону жаль. О чем вы двое так сожалеете?
– Ты с ним говорила? – Его голос вдруг стал громче.
– Он зашел ко мне на работу повидаться. А что?
Молчание.
– Не знаю, за что я прошу прощения. За то, что мы – парочка болванов, записавшихся в армию?
Я подавила смешок.
– Не надо. Я на тебя не сержусь.
– Знаю. Черт, меньше всего я хотел причинить тебе боль.
– Я говорю не о вступлении в армию. Я боюсь за тебя, но боль мне причиняет твое молчание, Коннор. – Я сморгнула набежавшие слезы. – Почему ты писал мне такие проникновенные письма из тренировочного лагеря, если не ожидал, что я… – Я замолчала, не произнеся слова «влюблюсь в тебя». – Что мои чувства к тебе станут сильнее?
– Я не подумал, – сказал он почти сердито. – Если честно, я думал только о себе. С моей стороны было эгоистично писать тебе. Очень, очень эгоистично, черт побери. И глупо.
– Глупо? – Я прижала телефон к другому уху. – Ты жалеешь о том, что написал все это?
– Нет. Я не это имел в виду…
Молчание, потом вздох.
– Ну? – требовательно спросила я. – Ты собирался сказать мне про вечеринку? Ты вообще собирался со мной разговаривать? Потому что, честно говоря, Коннор, мне кажется, что ты собираешься снова меня забросить, списав все на подготовку к отъезду.
– Я не собирался тебя бросать, – с горечью проговорил он. – Я просто… Очевидно, на бумаге у меня лучше получается выражать свои чувства.
– В личном качестве у тебя тоже получается, если ты даешь себе труд говорить со мной.
Он издал какой-то нечленораздельный звук.
– Уэс рассказал тебе про вечеринку, которая будет во вторник?
– Да.
– Ты придешь? Мне хочется, чтобы ты пришла.
– Правда?
– А почему ты сомневаешься?
– Я уже не знаю, что и думать, Коннор. Я в замешательстве.
– Знаю. – Теперь он снова говорил хрипло. – Но мне страшно, Отем. Не буду врать. Тренировочный лагерь – это детские игры в песочнице, а теперь все будет по-настоящему.
– Конечно, ты напуган. – Я вздохнула и взяла себя в руки. – Я приду.
– Спасибо, малышка. Ты так добра ко мне. Ты слишком добра к… ко всем.
– Мне не нужны «все», – сказала я. – Только ты.
– Только я, – повторил Коннор. В его голосе звучало едва ли не страдание.
– Коннор?
– Ничего, малышка. Увидимся во вторник.
Глава тридцатая
Отем
Два дня пробежали как одна минута, и наступил вторник, день накануне отъезда Коннора и Уэстона. Мы с Руби приехали в Бостон на прощальную вечеринку – полуформальное барбекю на огромном заднем дворе особняка Дрейков.
– Надеюсь, мы не ошиблись с дресс-кодом, – заметила Руби.
– Ты выглядишь потрясающе, как всегда.
Руби надела джинсы и элегантную белую блузу с завязками крест-накрест на спине; волосы распустила, так что они красиво ниспадали на плечи, а глаза подкрасила тушью – и все. Большего ей не требовалось.
– Итак, кто еще будет, помимо семьи Коннора? – спросила Руби.
– Мать и сестры Уэстона. Несколько друзей Коннора по старой бейсбольной команде.
– Бейсболисты? – Руби улыбнулась, глядя в зеркало заднего вида. – Звучит многообещающе.
– Когда я вырасту, то хочу быть тобой.
Подруга глянула на меня снисходительно и похлопала по руке.
– Попробуй повеселиться, а? Знаю, это тяжело, но постарайся отвлечься, оказавшись лицом к лицу с нашими доблестными воинами, хорошо?
– Да-да. Просто это тяжело.
– Ты выглядишь сногсшибательно, если тебе это поможет.
Я надела фиолетовое платье на пуговицах, приталенное, с пышной юбкой, волосы собрала в небрежный пучок и завила несколько прядей, падавших на лоб.
Я заставила себя улыбнуться.
Руби подъехала к дому Дрейков и окинула его оценивающим взглядом.
– Какой уютный семейный коттедж. Так, подружка, подведем итоги. Я мало общалась с Дрейками на церемонии завершения подготовки в тренировочном лагере. Есть что-то, к чему мне следует быть готовой?
– Мистер Дрейк ни с того ни с сего меняет тему разговора, если тема ему не нравится. Просто относись к этому спокойно. А миссис Дрейк попросит тебя называть ее Викторией, и тебе не захочется этого делать.
– Ясно. Вперед.
Дверь открыла экономка и провела нас через весь дом, к двери, ведущей на задний двор. Руби едва ли обратила внимание на пышное убранство особняка: она и сама родилась в богатой семье, так что ее трудно было удивить. Все ее вульгарные замашки и словечки вдруг куда-то делись, она демонстрировала безупречные манеры. Ее спокойное, уверенное, уважительное поведение мгновенно завоевало сердца мистера и миссис Дрейк за те несколько минут, что мы беседовали с ними в кухне.
– Извините, мне нужно посмотреть, всего ли хватает, – сказала миссис Дрейк. – Так приятно снова увидеть тебя, Руби.
– И мне тоже, Виктория.
Специально нанятый бородатый шеф-повар колдовал над тремя мангалами, каждый размером с маленький автомобиль. На двух шкварчали хот-доги, гамбургеры, стейки и цыплята. На третьем мангале поджаривались вегетарианские шашлыки. На отдельном столике стояли прохладительные напитки и вода, оставшиеся почти нетронутыми: большая часть гостей собралась перед баром.