Он подошел к холодильнику и вытащил с полки бутылку пива. В пять часов утра.
«Эгоистичный засранец, ты перешел черту, слишком много сказал в тех письмах и все испортил…»
– Я так устал от всего этого дерьма, – сказал Коннор, сделав большой глоток. – Так устал быть пустым местом.
– Ты вовсе не пустое место, – возразил я, стараясь говорить уверенно. Нужно во что бы то ни стало все исправить. – У тебя есть то, что ей нужно. То, чего больше никто ей не даст.
«То, чего я никогда не смогу ей дать».
– И что же это? Деньги? Ей плевать на деньги.
– Не только деньги. Ты сам. Рядом с тобой люди чувствуют себя лучше благодаря одному твоему присутствию. Все тебя любят. Она заслуживает такого человека, который…
– Который что, Уэс? Богат? Популярен? За кем не закрепилось прозвище Амхерстская Задница?
– Да, – ответил я напряженным тоном. – Именно так.
– Итак. – Коннор опустился на стул напротив меня. – Как давно ты влюблен в нее?
– Я не влю…
Коннор вскочил, и на миг мне показалось, что он разобьет пивную бутылку о мою голову.
– Скажи правду, Уэс, черт тебя подери! Перестань врать мне и себе!
– Это просто слова, – сказал я. – Плод творческого воображения. Это…
– Хочешь сказать, что ты написал все эти письма и в них одно вранье?
– Коннор, старик. Послушай…
– Она не любит меня, Уэс, – с горечью проговорил Коннор. – Она любит тебя. Твои слова. Твою душу. Она сама так сказала. Богат ты или беден, популярен или нет, ей все равно.
– Конечно, сейчас она так говорит, – тихо сказал я. – Но в будущем ей будет не все равно. Вообще-то, ей будет очень даже не все равно. А я… я ее растопчу. Она сияет, а мое безобразие и мой мерзкий характер погасят ее свет…
Много лет назад моя мать говорила, что все мужчины – бесполезные отбросы, и теперь эти слова снова и снова звучали в моей памяти. В детстве я боялся, что причиню боль женщине, которую полюблю.
«Поэтому я поклялся никогда не влюбляться».
Я покачал головой и посмотрел на Коннора.
– Со мной что-то не так. Во мне что-то сломалось или чего-то недостает. Что бы это ни было, у тебя это есть.
– Вот теперь ты действительно несешь полную чушь.
Я тяжело вздохнул.
– Знаешь, старина, ты должен дать себе шанс.
У Коннора округлились глаза.
– Я? Должен дать себе шанс?
– Дело в том, – быстро сказал я, – что я бы высосал из нее счастье, пытаясь справиться с собой. И в конце концов любовные письма – это просто слова на бумаге. На них одних не проживешь.
– Нет?
– Нет.
Коннор поднял на меня глаза.
– Мы играли с ее сердцем. Когда она узнает, то возненавидит нас обоих.
– Она не должна узнать.
– Ты ждешь, что я просто сделаю вид, будто ничего не случилось, и буду с ней, зная, что ты ее любишь?
– Я не…
– Уэс, ради бога! – вскричал Коннор сквозь зубы.
– Ты же сам сказал, – напомнил я. – Она нас возненавидит. Это разобьет ей сердце. Хочешь так с ней поступить? Ради чего? Чтобы я мог уничтожить то, что останется?
Коннор машинально крутил в руках бутылку.
– Я не хочу причинять ей боль.
– Так не причиняй. – Я наклонился над столом. – Слишком поздно рассказывать ей правду, и это моя вина. Прости, что я… увлекся. Мне так жаль. Но через десять дней мы уезжаем, нас отправят на линию фронта на год, а может, и больше. Она и так напугана из-за этого, не нужно мучить ее еще больше. Я далеко зашел, но я это сделал ради тебя и ради нее, чтобы дать ей все, что не могу дать ей сам.
«Все лучшее, что есть у нас обоих».
Коннор медленно сел обратно на стул.
– Мне нужно ей позвонить. – Он посмотрел на меня. – Или ты позвони. Я не знаю, что сказать.
– Скажи ей, что ты чувствуешь.
– Мой лучший друг влюблен в мою девушку. Как, по-твоему, я должен себя чувствовать? – В его тоне не было враждебности, только безмерная печаль. – Может, ты мог бы записать для меня подходящие слова.
– Коннор, просто… – Я потер глаза. – Забудь обо мне. Забудь весь этот разговор. Я переживу. Выброшу ее из головы. Мне нечего ей дать, а ты можешь дать ей многое. Люби ее, старик. Это же так просто.
Он покачал головой, слабо улыбнулся – бледный призрак его обычной сияющей улыбки.
– Знаешь, на миг там с ней я был счастлив. Еще ни одна девушка не говорила, что влюблена в меня. Я сам никогда этого не говорил. Никогда не думал, что зайду так далеко, ведь это непросто. Это, черт возьми, тяжелая работа, а я никогда не любил напрягаться. Это ты всегда трудился до седьмого пота. Ты делаешь всю работу, а я пожинаю плоды.
Он стукнул своей бутылкой по моей кофейной кружке.
– И я не знаю, почему ты все это делаешь. – Он встал. – Я пошел спать.
– Коннор…
– Все в порядке, Уэс. Я ничего ей не скажу. Все равно все изменится, как только мы сядем в самолет.
– Да, все изменится.
«Мы с тобой изменимся. Возможно, безвозвратно».
Коннор отсалютовал мне бутылкой пива и унес ее с собой в комнату.
Я тяжело опустился на стул и схватился за голову.
Взгляд мой упал на недописанное стихотворение, а в голове звучали слова Коннора: «Она любит тебя. Она любит тебя. Она любит тебя».
– Она любит меня.
Если я протяну руку и возьму эту любовь, это разрушит три жизни. Коннор вступил в армию и теперь отравляется на войну, потому что хотел доказать, что достоин любви. Отем отдала ему свое сердце и тело. Мое будущее туманно, я не знаю, что станется со мной через две недели. Здесь и сейчас я знал только одно: именно я бездумно играл с сердцами Коннора и Отем, и если я все не исправлю, то потеряю их обоих.
Глава двадцать девятая
Отем
– Ау! Юная леди!
Я моргнула и подняла глаза на стоявшую у прилавка покупательницу.
– Извините, что?
Кипя от гнева, женщина потрясала пакетом с выпечкой.
– Я просила медвежий коготь
[13]. Это не медвежий коготь.
– Ой, мне так жаль. Я сейчас все исправлю.
Я взяла щипцы и пакет для выпечки и попыталась подцепить последнюю оставшуюся на подносе булочку.
«Три дня. Они уезжают через три дня».
