Профессор Ондивьюж рассмеялся.
– Тренировочный лагерь, наверное, именно такой, как я и представлял.
– В фильмах немного смягчают правду.
– Но ты выстоял. Прошу, садись.
– Спасибо, сэр, – проговорил я, неловко комкая в руках шапку.
– Когда ты отбываешь?
– На следующей неделе. В форт Беннинг, для получения военно-учетной специальности.
– Какая дивизия?
– Одиннадцать Б, пехота. Наш инструктор по строевой подготовке говорил, что это хребет армии.
Профессор кивнул.
– Во время войны на плечи пехоты ложится самая тяжелая ноша.
Я слабо улыбнулся, представляя, как шагаю по дороге в тучах пыли, под палящим солнцем в далекой стране. Однако я совершенно не представлял, что ждет нас после того, как мы прибудем в форт Беннинг, в Катар.
Профессор Ондивьюж сложил руки на столе. Его дреды свисали до воротничка его синей рубашки. Как и Отем, он всегда был одет с иголочки. Он посмотрел на меня с теплотой своими карими глазами, приподнял брови.
– В последний раз, когда я о тебе спрашивал, то узнал, что ты записался в армию и приостановил обучение, – сказал он.
– Пришлось. Меня призвали раньше, чем я ожидал.
– Понятно. – Профессор слегка улыбнулся. – Ты так и не сдал мне последнее задание, стихотворение, посвященное предмету сильной страсти. Я с нетерпением ждал возможности его прочесть.
– Мои обстоятельства изменились, сэр.
– И весьма радикально, должен заметить. И я не «сэр». Я не твой командир, всего лишь поэт. Как и ты.
– Я не поэт, – ответил я. – Больше нет.
– Это худшая новость из всех, что я слышал за год. Ты хотя бы начал работать над моим заданием?
– Начал и не могу остановиться. Я пишу с тех пор, как вы дали нам это задание. Вывожу строчку за строчкой, а потом зачеркиваю, начинаю заново, опять и опять, и так по кругу. Я никогда не смогу закончить это стихотворение.
– Перестань его писать, – сказал профессор Ондивьюж, – и отдай стихотворение ей.
Я хмуро посмотрел на него.
– Ей?
– Девушке, которой ты его посвятил. – Он поджал губы и склонил голову набок. – Думаешь, мужчина может выглядеть таким убитым по какой-то другой причине, кроме любви?
– Я не могу отдать ей стихотворение.
– Почему нет?
– Она не моя.
– Ага. – Профессор снова откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, переплетя пальцы. – Безответная любовь. Самая болезненная разновидность любви.
Давным-давно я бы сказал ему, что все не так, но сегодня, на пороге колоссальных изменений в жизни, на пути к неведомому будущему я был честен с поэтом, стихи которого боготворил. Был честен с самим собой. Произнес вслух то, о чем так долго молчал.
– Да, я люблю ее, – сказал я. – Не знаю, как так получилось и почему, но я ее люблю. Между нами есть какая-то связь, я почувствовал это в тот день, когда мы впервые встретились.
Профессор Ондивьюж улыбнулся, как довольный кот.
– Это прекрасно.
– Едва ли, – сухо возразил я. – Она любит моего лучшего друга. Благодаря мне.
Профессор вскинул брови.
– Как так?
Прежний, я уклонился бы от ответа на этот вопрос, но я уже вслух признался в своих чувствах к Отем. Рассказать остальное было просто, так что я все рассказал.
Когда я закончил, профессор Ондивьюж откинулся на спинку стула и протянул:
– Понятно. Ты использовал свой дар, чтобы помочь лучшему другу. Почему?
– Потому что я его люблю, – ответил я. – И хочу, чтобы он был счастлив.
– А как же твое счастье? Оно играет какую-то роль в этой драме или ты все еще сидишь в зрительном зале и по окончании спектакля готов незаметно уйти?
– Ему легче быть счастливым, чем мне. Я не хотел вовлекать Отем в свои проблемы. Не хотел, чтобы она пострадала от моей злости, от моего прошлого, которое заставляет меня…
– …жить как угодно, только не так, как ты на самом деле хотел бы.
Я потер лицо ладонями.
– Не знаю.
– А я знаю. Ты писатель, выбравший экономическую специальность. Бегун, который пренебрегает своим даром. Поэт, чье сердце отныне заключено в доспехи воина.
Профессор Ондивьюж рывком подался вперед и уперся ладонью в столешницу.
– Уэс, я задам тебе личный вопрос, ладно?
– Хорошо.
– Ты готов?
Я фыркнул.
– Готов.
– Что с тобой случилось? Из-за чего ты считаешь, что не заслуживаешь счастья?
Машина, взвизгнув покрышками, уезжает прочь, моя мать перестает ругаться и начинает рыдать, а я бегу по улице. Мои ноги больно ударяются об асфальт, я мчусь быстро, хотя понимаю, что уже не догоню отца. Он уже давно уехал.
– Мне кажется, что все хорошее бесконечно далеко от меня, – пробормотал я. – Когда-то я был счастлив, но потом все потерял.
– И теперь ты даже не пытаешься быть счастливым, чтобы снова все не потерять.
Это утверждение причинило мне боль, поразило мое сердце, душу, разум.
«Порой сердце прячется за разумом».
– У тебя только одна жизнь, Уэс, – сказал профессор Ондивьюж, видя, что я замолчал. – Как ты ее проживешь, зависит только от тебя. Я полагаю, тебе следует поступать так, как ты сам хочешь, особенно сейчас.
– Слишком поздно, – пробормотал я.
– Разве? Ты сидишь прямо передо мной, ты состоишь из плоти и костей, кровь бежит по твоим жилам, дыхание вырывается из груди. На мой взгляд, для тебя еще далеко не поздно.
Мы разом поднялись с мест, и профессор протянул мне руку.
– Береги себя. Мои молитвы всегда с тобой.
– Спасибо.
– Закончи стихотворение. Ради себя самого. Вложи свое сердце в каждую строку и поставь свою подпись внизу страницы.
Он крепче сжал мою руку, пристально глядя мне в глаза.
– Борись за эту любовь, Уэс. Она принадлежит не только этой девушке, но и тебе.
Глава двадцать седьмая
Отем
Накануне прошел ледяной дождь, и водитель такси вел машину очень осторожно. На мой взгляд, даже слишком осторожно. Я крепко держала Коннора за руку, и всю дорогу мы целовались. Я жаждала услышать от него все те слова, которые он написал мне за последние десять недель, мне хотелось поглотить их, чтобы они впитались в мои кости.
– Где Руби? – хрипло спросил Коннор, когда мы вошли в мою квартирку.
