– Господи, – пробормотал Коннор.
Отем переводила взгляд с Коннора на меня и обратно, на ее лице читалось непонимание.
Миссис Дрейк подняла вилку.
– А теперь, пожалуйста, давайте есть, пока все не остыло.
Я гонял еду по тарелке, вместо крови по моим венам текло унижение. Видел я эту Юнион-стрит: не Парк-авеню, конечно, но вполне презентабельная улица. Дом на этой улице Дрейки могли купить на сдачу после похода по магазинам, но для моей матери это была просто астрономическая сумма.
Отныне мой долг перед этой семьей вырос еще больше.
Последний тяжкий груз сняли с плеч моей матери и переложили на мои плечи. Теперь я стал совершенно бесполезным и ненавидел себя за это. И больше всего я ненавидел своего отца, из-за которого оказался в таком положении.
После обеда я ускользнул во двор. Куртку надевать не стал – мне в буквальном смысле нужно было остыть. Я вышел на крыльцо, дыхание вырывалось у меня изо рта облачками пара – холодный ноябрь давал о себе знать. Глупо злиться на Дрейков за то, что они помогают моей матери, и все же я чувствовал, что моя злость оправданна.
Я сел на каменную ступеньку, уперся локтями в колени, свесив кисти рук, опустил голову. Я оказался в ловушке между собственной гордостью и счастьем своей матери.
У меня за спиной открылась одна из застекленных дверей, подошла Отем, накинула мне на плечи свой свитер и села рядом
– Ты в порядке?
– Конечно, – ответил я. – Почему я не должен быть в порядке? Дрейки только что купили моей матери клятый дом.
– Знаю. Я понимаю.
– Чувствую себя так, будто меня публично кастрировали.
Она тихо рассмеялась и толкнула меня плечом.
– Пол, кажется, тоже не в восторге, но он спокоен. Он мне нравится.
– Правда?
Она поглядела на меня, чуть нахмурившись.
– А тебе он не нравится?
Я пожал плечами.
– Большинство ухажеров Ма были рыбами-прилипалами.
– Пол не такой, – заверила меня Отем. – Он ее оберегает. Они чудесно смотрятся вместе.
– Пожалуй. Жаль, что она вечно делает из себя посмешище.
– Она просто ведет себя как обычно, всегда остается собой. Твоя мама мне тоже нравится. Она искренняя. И мне нравятся мистер и миссис Дрейк, потому что им нравится твоя мама.
«Спасибо, что говоришь это. Спасибо, что понимаешь, а то мне иногда начинает казаться, что я сошел с ума. Спасибо, что пришла поддержать меня сейчас, когда на улице холодно и светит луна, а у тебя такие розовые щеки и красивые губы. Если бы только я мог тебя поцеловать, я бы…»
– Уэстон?
Я моргнул.
– Прости. Что ты сказала?
– Я сказала, попробуй представить, насколько жизнь твоей мамы станет проще. После того как ты закончишь университет и станешь Стервятником с Уолл-стрит, ты купишь ей дом побольше. – Она хитро улыбнулась. – Или медовый месяц на Таити для нее и Пола.
Мы сидели в уютном молчании, согревавшем меня, несмотря на морозный вечерний воздух.
Отем смотрела вдаль, на огромный задний двор Дрейков. Медно-рыжая прядь волос касалась ее белой щеки, карие глаза стали задумчивыми – наверное, она размышляла о мире и населяющих его людях.
«Она слишком мила, а я полон горечи. Она слишком добра, а я постоянно вижу в людях только плохое».
В доме раздались сердитые голоса. Мы с Отем переглянулись, не сговариваясь, встали со ступеней и прокрались в маленькую гостиную, примыкающую к кухне, в которой Коннор сейчас спорил со своими родителями.
– Она очень милая девушка, – говорил мистер Дрейк, – но неужели ты действительно можешь представить себе счастливое будущее рядом с ней?
Отем замерла и сжала мою руку.
– Выходит, она для вас тоже недостаточно хороша? – спросил Коннор.
– Ты не хочешь все это слушать, – прошептал я и потянул Отем за руку, чтобы увести отсюда. Она вырвала ладонь и осталась стоять на месте.
– Дело не в том, кто хорош, а кто нет, – продолжал мистер Дрейк. – Речь о твоем будущем.
– Мне двадцать два года, – огрызнулся Коннор. – Я должен распланировать все будущее сейчас? Ладно, хорошо. Я знаю, чего хочу. Папа, я не хочу работать вместе с тобой. Мама, я не хочу посвящать свою жизнь политике. Почему вы наказываете меня за то, что мне хочется чего-то другого?
– Никто тебя не наказывает, – возразила миссис Дрейк. – Мы предупреждаем тебя, пытаемся уберечь от ошибки.
– Ты не проявил достаточной ответственности, чтобы открыть свое дело, – заявил мистер Дрейк. – Мы считаем, что, использовав деньги твоих бабушки и дедушки для открытия спортбара, ты совершишь безответственный поступок. Это плохо для твоего будущего.
– Это не ваши деньги.
– Но и не твои, и никогда не будут твоими, если ты продолжишь так себя вести. Посмотри на Уэса, он же не выбрасывает свое будущее в помойку ради каких-то сиюминутных прихотей.
Отем крепче сжала рукав моей рубашки.
– Уэс годами трудился как проклятый, чтобы стать кем-то, – говорил мистер Дрейк. – Если бы не его поддержка, сомневаюсь, что ты вообще поступил бы в колледж, хотя, похоже, обучение в гуманитарном колледже совсем размягчило тебе мозги. Стихи? Надеюсь, твоя девушка не забивает тебе голову подобной чепухой.
– По крайней мере, она понимает, что я пытаюсь сделать. Создать гавань…
– Гавань для пьяниц? Какое достойное использование имени Дрейков.
– Я не пытаюсь ничего использовать. Почему вы этого не понимаете?
– Ты ленив и безответственен.
– Ах, так вам нужна демонстрация моей ответственности? – воскликнул Коннор.
– Прежде чем мы вручим тебе шесть миллионов долларов? Не думаю, что это неразумная просьба.
– Нет, господь свидетель, вы очень разумные. Всегда и во всем.
– Что ты делаешь?
– Ухожу. Чтобы продемонстрировать свою ответственность.
Несколько секунд спустя хлопнула входная дверь, да так громко, что я ощутил этот удар сердцем, которое и так уже отчаянно колотилось.
Глава двадцать третья
Уэстон
Мгновение Отем смотрела на меня широко открытыми глазами, потом бросилась бежать и выскочила за дверь. Я последовал за ней и догнал уже на подъездной дорожке, еще успев услышать, как, взвизгнув шинами, уезжает «Хэллкет» Коннора. Отем выхватила из кармана телефон и набрала его номер, но уже через минуту безвольно опустила руку.
– Не отвечает. Нам следует волноваться? Я волнуюсь.
– У него миллион друзей в городе, – успокоил ее я. – Вероятно, он завалится к кому-то из них.
