Я сделал несколько шагов, но потом Коннор меня окликнул. Голос у него стал такой, будто он разговаривал по телефону со своим отцом: неуверенный и встревоженный.
Я поневоле обернулся.
– Чего, старина?
От его неуверенной улыбки у меня защемило сердце.
– Увидимся дома?
«Он нуждается во мне».
– Увидимся дома.
Глава шестнадцатая
Отем
– Кое-кто вчера не пришел ночевать, – пропела Руби своим мелодичным голоском.
Я рухнула на траву на нашем любимом «обеденном» месте перед зданием администрации.
– Ты не могла бы говорить тише? Тебя половина универа слышит.
– Ой, да кому какое дело? – фыркнула Руби. – Ты все-таки перешла к активным действиям с Коннором Дрейком, так что теперь должна кричать об этом на всех углах. – Она состроила рожицу. – Нет, если в постели он ужасен, тогда помалкивай, конечно. – У нее округлились глаза. – Он что, действительно ужасен? О боже мой, я права.
– Вовсе нет, – возразила я. – Он очень… искусный.
Руби испустила картинный вздох облегчения.
– А ведь еще вчера ты была готова бросить его крутую задницу. Вероятно, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз вместо этого ты прыгнула к нему в койку.
Я нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты же говорила, что одной его красоты и обаяния недостаточно и тебе требуется нечто большее, чтобы спать с ним.
– А, верно.
– И что?
Подул прохладный октябрьский ветер. Я плотнее запахнулась в кардиган и поджала под себя ноги. Сегодня я надела черные брюки и балетки, однако скоро придет время курток и шарфов.
Листья с деревьев облетели почти полностью и теперь покрывали землю разноцветным ковром.
Как люблю я осень в твоих глазах
И твое говорящее имя.
Я прикусила губу, чтобы скрыть улыбку.
– Ты посчитаешь меня величайшей тупицей в мире.
– Уже считаю.
Я выдернула из газона травинку.
– Он написал стихотворение.
Руби удивленно воззрилась на меня.
– Повтори еще раз! Коннор Дрейк написал стихотворение?
– Да, – подтвердила я. – Обо мне.
Руби посветлела лицом.
– Да, такой прием не мог на тебя не подействовать. Ты, наверное, на седьмом небе от счастья?
– Так и есть, – призналась я и вздохнула. – Точнее, мне сейчас полагается прыгать от счастья, а вместо этого я чувствую… не знаю. Какую-то уязвимость. Я не могу провести с кем-то ночь, а потом забыть об этом. Секс – вещь очень интимная. – Я покачала головой. – Как будто часть меня до сих пор обнажена. Мне нужно знать, что для него минувшая ночь тоже стала особенной.
– А как прошло утро после секса? – спросила Руби. – Это тоже важный момент, который, порой, все портит.
– Утро прошло идеально.
«Все было идеально, пока я не столкнулась с Уэстоном».
Меня вдруг словно молния ударила: а ведь я не чувствовала себя уязвимой и голой, пока спала с Коннором – все началось в тот момент, когда я по ошибке надела футболку Уэстона. Или, точнее, когда Уэстон увидел меня, одетую в его футболку. Его реакция поразила меня до глубины души, и я не понимала, почему.
– Коннор все делал правильно. – Я повалилась на спину и заложила руки за голову. – Боже, я просто королева ненужных терзаний, да? Почему я не могу просто наслаждаться тем, что есть?
– Потому что ты немного мягкотелая, – заявила Руби. – Итак, расскажи про это стихотворение.
– Оно было простое, – сказала я. – Маленькое окно, через которое я увидела другую, скрытую сторону Коннора. Чувства и мысли, которыми он не делится со мной, когда мы вместе.
Руби кивнула.
– Я все еще пытаюсь представить Коннора, пишущего стихотворение.
– Почему? Из-за того, что он – качок, разъезжающий на спортивной машине?
– Ух ты, убери меч, Кхалиси, – фыркнула Руби. – И, да, можешь назвать меня стервой, расклеивающей ярлыки, но я не могу себе представить такую картину.
– А я могу. Я видела это стихотворение. И теперь понимаю, почему Коннор предложил сводить меня в музей Эмили Дикинсон в эту субботу, после соревнований Уэстона.
Руби пожала плечами и поднялась на ноги, отряхнула с джинсов прилипшие травинки.
– Ну, я рада за тебя. Похоже, ты нашла идеального парня… красивого, богатого и искреннего.
Я кивнула и тоже встала.
– И кстати. – Руби приобняла меня за плечи. – Не извиняйся за то, какая ты есть. Если ты спишь с парнями за то, что они пишут тебе стихи, прими это.
Я расхохоталась.
– Так вот какая я?
– Нет, серьезно. Hai una bella anima.
– «Bella anima»?
– Ты – прекрасная душа, – пояснила Руби, пожимая плечами. – Это лучше звучит на итальянском. Железный факт: большинство утверждений лучше звучит на итальянском. И если Коннор не будет обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь, prendilo a calci in culo. Я надеру ему задницу.
Я улыбнулась и обняла подругу, хотя у меня перехватило дыхание. Коннор идеально вел себя со мной. Он все делал и говорил правильно… Но Уэстон…
Я не понимала, почему это так важно, но если я хочу, чтобы у нас с Коннором и дальше все шло хорошо, нужно наладить отношения с Уэстоном.
Я составила основательный список причин: они лучшие друзья.
Мне будет неудобно проводить ночи в их квартире, если Уэстон и дальше будет так холоден со мной. Мне не хочется, чтобы лучший друг моего парня ненавидел меня…
«Не говоря уже о том, как ты себя почувствовала, надев футболку Уэстона».
Я резко остановилась и принялась в ужасе озираться по сторонам.
– Господи, ведь ничего особенного не произошло. – Нужно идти в библиотеку. Я зашагала быстрее, прижимая к груди стопку книг, и прошептала себе под нос: – Я-то думала, это футболка Коннора.
Я заторопилась, надеясь, что не столкнусь в библиотеке с Уэстоном. Одновременно я твердо решила, что, если он там, я встречу его с высоко поднятой головой, и после этого все мои идиотские мысли исчезнут. Уэстона в библиотеке не оказалось: я больше ни разу не видела его здесь, с тех пор как мы с Коннором начали встречаться.
Загудел мой мобильный: пришло сообщение от Коннора.
Привет.
Я улыбнулась, в животе мгновенно «запорхали бабочки».
