– Скажи им, что они все приглашены на ужин в этот день, – сказала Дана и сделала паузу, снова прислушиваясь. – Ладно, еще полчаса, но потом поторапливайся домой, потому что Пэйтон как раз принесет пиццу.
Она вернула трубку Тауни, и та положила ее назад на подставку.
– На чем мы остановились?
– Мы говорили о том, что ее лучший друг – парень. Ты придешь сегодня вечером к нам, чтобы встретиться с Джонни и съесть с нами пиццу? – спросила Дана. – Звонила Харпер и сказала, что они с Уайаттом уезжают кататься на лодке, так что ее не будет.
– Мне нужно немного подготовиться, но я приду. Оставь мне кусочек, – сказала Тауни и, взяв сумку с закусками, исчезла как раз в тот момент, когда часы показали время закрытия.
Дана поспешно заперла дверь, схватила две большие бутылки колы и помчалась домой, чтобы быстренько принять душ и переодеться, ведь к ним согласился присоединиться Пэйтон, который привезет пиццу и пасту из его любимого ресторана в Тайлере.
Глава двадцать первая
Струи прохладной воды, стекавшие по ее телу в душе, напомнили Тауни о тех временах, когда она играла под летним дождем совсем еще маленькой девочкой. Ее мать, вероятно, разорвала бы все отношения с бабушкой Энни, если бы узнала, как часто им позволяли бегать под дождем в нижнем белье.
Она бродила босиком по своей спальне в полотенце, обернутом вокруг тела, как вдруг зазвонил телефон. Ожидая услышать Дану, которая будет ворчать на нее за опоздание, она подняла трубку и сказала:
– Дай мне десять минут и не съедай всю мясную пиццу.
– О чем это ты? – удивленно спросила ее мать.
– Привет, мама, – сказала Тауни.
– Ну как там дела в вашей дыре?
– Хорошо. А вернее, замечательно. Почему бы тебе не приехать на выходные? Я могу сделать тебе скидку на коттедж. – Пока Тауни говорила, она вытирала полотенцем волосы, положив телефон на плечо.
– Нет уж, спасибо. Я не собираюсь проводить там ни минуты. Мне не нравилось оставаться там на ночь, даже когда был жив твой отец, поэтому я больше туда ни ногой. Я звоню тебе, чтобы сказать, что попросила влиятельных людей замолвить за тебя словечко, и тебя вернули в колледж на следующий семестр.
Тауни уронила полотенце.
– Как тебе это удалось?
Неужели ее мать наконец-то одумалась? Могут ли у них быть нормальные отношения, как у взрослых людей?
– Разве это имеет значение? Ты сможешь доучиться. Конечно, ты будешь на испытательном сроке, но ведь ты успеешь все сдать за один семестр, так что это не так важно.
Откинувшись на спинку стула, Тауни посмотрела на свой книжный шкаф, полный сентиментальных вещиц: последней была красивая бабочка-монарх, которую она вчера нашла мертвой в прачечной. Она навела ее на мысль о том, что Брук нужно давать расправлять крылья по крайней мере раз в неделю.
– Алло! Ты слышишь? – требовательным тоном спросила Рета.
– Спасибо, но нет, спасибо. Я не собираюсь возвращаться в колледж. Мне не нужна степень на новой работе. Но в следующий раз, когда будешь пролетать по пути в Даллас во время одной из своих поездок, позвони мне – я приеду в аэропорт, и мы пообедаем или поужинаем.
Рета фыркнула, давая понять, что этого не произойдет.
– Ты разочаровала меня так же, как и Харпер.
– Мама, ты останешься одинокой старухой, но еще не поздно все изменить. Вероятно, у нас никогда не будет таких отношений, как у Даны с ее матерью или у всех нас с бабушкой, но мы могли бы заложить хоть какой-то фундамент, – воскликнула Тауни. Она попыталась дотянуться до термостата, чтобы выключить кондиционер, но шнур телефона оказался слишком коротким.
– Твоя бабушка Энни однажды прочитала мне лекцию о твоем отце. Она считала, что он король и с ним нужно обращаться соответствующе. Но это неважно. Еще она говорила, что иногда дверь захлопывается, и ее уже никому не открыть. Возможно, ты это помнишь. У тебя будет только один шанс воспользоваться этим предложением в этот осенний семестр, – сказала Рета.
– Я надеюсь, что ты изменишь свое мнение. Если вдруг одумаешься, то ты знаешь, как с нами связаться, – отрезала Тауни и положила телефон обратно на базу. Дверь захлопнулась не сама. Это мать ее захлопнула.
Она натянула джинсовые шорты и надела клетчатую рубашку поверх красного топа, сунула ноги в шлепанцы и скрутила мокрые волосы в пучок. Ей было все равно, как она выглядела в тот вечер, ведь она будет пятым колесом в телеге. Она подумывала о том, чтобы отклонить приглашение, но хотела есть, а от пиццы сложно отказаться.
К вечеру стало душно, поэтому она сняла рубашку и завязала ее вокруг талии, пока шла до дома Даны. Странно, что в течение многих лет маленький дом с двумя спальнями всегда был в ее глазах домом бабушки Энни, но всего через месяц она уже думала о нем как о доме Даны. Она не постучала, а просто громко известила о своем прибытии, когда вошла через кухонную дверь. Все, кроме Брук и Джонни, собрались вокруг стола с бумажными тарелками в руках. Двое детей сидели в гостиной на одном из старых бабушкиных одеял, разложенном на полу.
Тауни посмотрела на Брук и спросила:
– Почему вы все не выходите на улицу?
– Там слишком жарко, – сказала Брук. – Кроме того, мы не хотим слушать разговоры стариков, поэтому решили устроить пикник с пиццей под кондиционером. Хватай еду и садись с нами, тетя Тауни. Это Джонни, а его дядя Ник моет руки в ванной. Знакомься, это моя тетя Тауни.
– Спасибо, что не приписала меня к старикам, – улыбнулась Тауни. – Приятно познакомиться, Джонни.
Парень выглядел именно так, каким его описала Брук. Кожа цвета кофе, в который добавили много-много сливок, и черные как смоль волосы, падающие на воротник рубашки. Его щеки зарделись румянцем, и он кивнул. Бедный мальчик и вправду оказался очень застенчивым, как и говорила Брук, но, похоже, что с ней ему было вполне комфортно.
– Я съем свой кусок на улице, – заявил Пэйтон. – Я весь день просидел в фургоне.
– А я безвылазно торчала в магазине с мальками и червями, так что тоже пойду на улицу, – заявила Дана.
Остаться дома с детьми и старым дядюшкой Джонни или выйти на улицу и стать третьей лишней – вот и все перспективы Тауни. Ей не хотелось мешать Дане проводить время с Пэйтоном, поэтому она со вздохом положила на тарелку еще один кусок пиццы. Она поплелась в гостиную, надеясь, что дядя Ник окажется таким же милым старичком, как дядя Сед, как внезапно заметила в коридоре чью-то фигуру.
Ни фига себе – вот три слова, которые пронеслись у нее в голове, когда она увидела шикарного мужчину, стоящего от нее всего в четырех футах. Его угольно-черные волосы были заплетены в толстую косу, которая свисала ему на спину по меньшей мере на фут, но макушка и бока были аккуратно подстрижены. Даже художнику было бы трудно уловить все углы и грани его лица, а его губы… Боже, как же ей хотелось попробовать их на вкус. Его желтая майка плотно облегала шесть кубиков пресса, что говорило о том, что он любит физический труд.
