При мысли о том, что Сед не ненавидит ее и что они с бабушкой Энни на самом деле ей бы помогли, Харпер чувствовала себя еще только хуже, поэтому она сделала еще один глоток прямо из бутылки. У нее могла бы быть прелестная маленькая светловолосая дочка, всего на пять лет младше Брук. Ребенок вырос бы прямо здесь, на озере, а Харпер все эти годы жила бы с бабушкой Энни вместо того, чтобы прыгать с одной работы на другую, и каждый год с ужасом ожидать конца марта.
– Господи, ну зачем я поверила своей матери? – пробормотала она и, выключив кран пальцами ног, откинулась назад. Усталость, смешанная с виски, навалилась тяжестью ей на глаза, и она заснула.
Солнце уже садилось, когда она проснулась с неприятным привкусом во рту, полупустой бутылкой «Джека», плавающей в холодной воде словно корабль в океане, и мыслью о тех трех маленьких девочках, чьи лица все еще стояли у нее перед глазами.
Она осторожно подняла бутылку и поставила ее на пол. Затем она потянула пробку ванной и поежилась, когда холодный воздух коснулся ее обнаженного влажного тела. Она обернула вокруг себя полотенце и, взяв в руки бутылку виски, пошла до своей кровати, где села и стала отрешенно глядеть в окно на лесную рощу.
Супружеская пара, удочерившая малышку, назвала ее Эммой. Они даже позволили Харпер выбрать второе имя. Где-то далеко жила девятилетняя девочка по имени Эмма Джоанна. А бабушка так никогда и не узнала, что у нее есть вторая правнучка.
Она скинула полотенце и надела выцветшую ночную рубашку и комплект хлопкового белья. Снова пригубив бутылку, она сделала пару глотков и швырнула ее через всю комнату, разбив вдребезги о дальнюю стену. Она упала обратно на кровать, и душераздирающие рыдания сотрясали ее тело, пока руки обнимали живот.
– Прости меня, Эмма, – простонала она. – Но я была так молода и боялась, что стану такой же, как моя мать. Ты заслуживала большего.
Она закрыла глаза, и в ее голове промелькнул образ старшей девочки, которая заходила сегодня в кафе. Задувает ли ее дочь прямо сейчас свечи на именинном торте? Получила ли она на свой девятый день рождения велосипед или, может, даже щенка? Та пара жила в деревне, поэтому, возможно, у нее уже были и питомец, и велосипед. Может быть, ей подарили ко дню рождения пони и новые сапожки.
Не открывая глаз, Харпер представила, как маленькая светловолосая девочка, хихикая, разворачивает подарки. Внезапно кто-то постучал в дверь, и видение испарилось. Она не придала этому внимания, но стук повторился, на этот раз громче.
– Харпер, пожалуйста, открой дверь, – крикнул Уайатт. – Сед сказал, что ты там.
– Черт возьми, дядя Сед. Ты же обещал не вмешиваться, – пробормотала она и, покачиваясь, направилась к двери.
Он не нарушил своего обещания, – снова зазвучал у нее в голове голос бабушки Энни. – Сед держит свое слово.Можешь даже не сомневаться, так что не смей его обвинять.
Раздался еще один стук, и она распахнула дверь, держась за нее, чтобы не упасть через перегородку на сапоги Уайатта. Она посмотрела на него затуманенным взглядом и поняла по выражению его лица, что он подавлен.
– Мой друг погиб, Харпер, – хрипло сказал он. – У него случился еще один приступ, и его не смогли спасти.
– А я отдала нашу дочь, – выпалила она. – Похоже, нам обоим больно.
Вдруг пол стал быстро приближаться, и все вокруг закружилось в неуправляемом вихре. Она чувствовала, как окружающая ее темнота давит на нее со всех сторон, а потом сильные руки обхватили ее как ребенка и понесли на кровать. Он вытянулся рядом с ней и прижал к себе так крепко, что она могла расслышать биение его сердца и тихие всхлипывания по своему другу.
– Боже мой! – промямлила она. – Неужто я сказала это вслух?
Последним, что она почувствовала перед тем, как отключилась, был аромат кофе в дыхании Уайатта вперемешку с остатками его лосьона для бритья – такого же, каким он пользовался в шестнадцать – и запах «Джека Дэниелса», который собрался в луже на полу с осколками разбитой бутылки.
Когда она снова пришла в себя, Уайатт лежал на кровати, опираясь на локоть, и глядел ей в глаза.
– Что ты сказала у порога, Харпер?
– Мне очень жаль твоего друга, – сказала она.
– Нет, не это. Ты сказала, что нам обоим больно, и пригласила меня войти, но перед этим ты говорила что-то о нашей дочери. Тебе это приснилось или ты просто напилась?
– Все вышеперечисленное, – ответила Харпер.
– У тебя был ребенок?
– Был. Маленькая девочка, которую я отдала.
– Почему? – спросил Уайатт.
– Мама сказала, что не пустит меня домой, если я этого не сделаю, а потом я стала задумываться о том, какой ужасной матерью стану. Мне было всего шестнадцать, и ты тоже был совсем еще ребенком, и мне показалось, что она не заслуживает… – Она остановилась, чтобы перевести дыхание, но вдруг поняла, что не может подобрать слова.
– Это был мой ребенок, верно? – спросил Уайатт.
Она кивнула.
– И ты даже не сказала мне?
Она покачала головой.
– Почему?
– Ради бога, Уайатт, нам было по шестнадцать лет. Ты что, собирался надеть сияющие доспехи и жениться на мне? Нам бы не разрешили это сделать, возможно, даже с согласия родителей. Я тщательно выбирала для нее приемную семью. Я уверена, что она попала в хороший дом, но сегодня ее день рождения, и чувство вины… – начала она, и новая порция слез хлынула по ее щекам как река, капающая на этот раз на его рубашку. – Та семья предложила отправлять мне фотографии и даже разрешила ее навещать, например, на день рождения, и стать частью ее жизни, но я не смогла, Уайатт. Я просто не могла смириться с мыслью, что я буду с ней видеться, а потом прощаться.
– Мне очень жаль, – голос Уайатта дрогнул. Он прижал ее к себе так крепко, что их слезы смешались вместе. – Я не знаю, что бы я сделал. Наверно, испугался, но у меня был замечательный дедушка, который помог бы, если узнал.
– Мама сказала, что бабушка Энни меня возненавидит, а я не хотела ее огорчать, поэтому даже ей не сказала. – Харпер спрыгнула с кровати и едва успела добежать до туалета, как «Джек Дэниелс» подступил к горлу.
Уайатт последовал за ней и придерживал ее длинные светлые волосы, а затем протер ей лицо влажным полотенцем.
– Все в порядке, дорогая. Ты имеешь полное право выпить. Дай я обниму тебя и облегчу твою боль.
– Она была и твоей дочерью, Уайатт. Какого черта ты на меня не злишься? – Харпер склонилась над унитазом и содрогнулась от рвотного позыва.
– Я потрясен, – сказал он.
– Когда у тебя это пройдет, ты будешь злиться и ненавидеть меня, – сказала она и попыталась встать, но ее коленки слишком дрожали.
Он просунул одну руку ей под колени, а другой обхватил за плечи и понес обратно на кровать.
