– Ты сказал, в Сэндбеке, на заправке. Во сколько?
– Часов в девять.
– В девять?
– Да.
– Хорошо, поняла.
– Ну что ж, до встречи.
– Пристегни его обязательно.
– Да-да.
В Ланкастер он въезжает уже в темноте. Лучи фар прорезают мглу. Неверный свет придорожных фонарей. В атласе, разложенном на пассажирском сиденье, ничего не разглядеть. Он зажигает в салоне свет, ведет пальцем вдоль М6. Который из перекрестков?
Прорезается радио. Голоса чересчур бодрые, жизнерадостные. Не песни, а жвачка. Уж лучше тишина, песнь шин. Он вымотался. Крытые переходы неотличимы как близнецы. Который из перекрестков? Эстакады, пешеходные мосты. Глаза слипаются. Что там впереди, фары или кошачьи зрачки? То ли ограда, то ли дорожные конусы. Куда делась разметка? Где этот перекресток? Колеса скользят к крайней левой полосе, к обочине. Внезапный толчок – и дремоту как рукой сняло. Часы на приборной доске дернулись, цифр не видно. Ружье чуть не падает с заднего сиденья.
Он снова включает радио. Ищет станцию. Ток-шоу. Опера. Регги. Дискотека. Реклама. Ток-шоу. Новости. Новости. Погода. Новости. Реклама. Реклама. Новости. Реклама. Классика. Новости. Хватит.
Песнь шин. Он лезет в бардачок. Не поставить ли “Сокровище”? Ружье сейчас упадет. Он ищет кассету. Правая рука на руле. Он смотрит вперед. Дорога пуста. “Блю Белл Нолл” слушать неохота, “Громче бомб” тоже. “Венки” надоели сил нет. Сил нет. Надо было взять кассет побольше.
Машина вновь сползает к обочине. Сил нет. Что за грохот? Сил нет.
Хлопает крышка бардачка. Теперь ничего не поправишь. В глазах темно. Ни одной мысли о сеновале. И о чулане. Все мысли о себе.
Машину заносит на вираже, переворачивает – будто вылетает из магнитофона кассета. Через три пустые полосы на центральную разделительную. Ружье ударяется о потолок, выстрел. Звон стекла. Ружье падает на пол, снова выстрел. Крыша всмятку. Он повисает на ремне безопасности, словно в паутине. Еще дышит. Дышит. Машины встали, ждут, когда все кончится.
⇒
Или, к примеру, Сэндбек, заправка. Восемнадцатое августа, девятнадцать десять. Приют для неприкаянных – здесь надолго не задерживаются. Она подъезжает со стороны шоссе, ведущего на север, и с тревогой видит, что заправок здесь две, по обе стороны дороги. Он не уточнил, какую имел в виду – северную или южную.
Бензоколонка “Эссо”, рядом приземистое кирпичное здание с вывеской: закусочная, туалет. Надземный переход точно поезд, заблудившийся посреди шоссе. А ведь был, наверное, задуман как новое слово в архитектуре. Дальше – стоянка машин. Для всех отведено место. Ближе – фуры с пестрыми тентами, автобусы, грузовики, фургоны. За ними легковушки и мотоциклы. Мест осталось мало. Она нарезает круги в поисках свободного пятачка. Замечает местечко у края стоянки, где мимо свистят машины, – сетка-рабица ходит ходуном, свет фар пробивается сквозь придорожные кусты. Она ставит машину между двумя фургонами – водопроводчика и мастера напольных покрытий.
Она ступает на асфальт, закрывает машину. Пахнет чипсами и бензином. Прохладный летний вечер, дождь собирается. Людей на стоянке мало: под фонарем – водитель с газетой, возле крытой галереи – подростки, курят. Открывается дверь-вертушка. В туалете жужжат сушилки для рук. Еще несколько часов маяться в этом гиблом месте. Она идет купить чаю с лимоном, но с лимоном у них нет, только обычный, в одноразовых стаканчиках. Она устраивается с чаем в самом светлом углу зала, откуда удобно наблюдать за стоянкой. Кладет на столик отцовский мобильник, достает из сумочки книгу – “Снег на кедрах”. Сушилки гудят, не дают сосредоточиться. Тяжело собраться с мыслями. Она садится поудобнее.
Прочитав пять глав, она ни слова не помнит. Чтобы успокоить нервы, выпивает три стакана невкусного чая. Идет в дамскую комнату раз, другой, разглядывает журналы в киоске. Без десяти девять, она в галерее, следит за стоянкой. В четверть десятого она уже на улице, под хлещущим дождем, ходит взад-вперед вдоль бордюра, руки скрещены на груди, обводит взглядом ряды машин: вдруг прозевала его? Двадцать минут десятого; она радуется, заметив синий “вольво”. Да только номер не тот. За рулем седая женщина, сзади собачки в переноске. Половина десятого, а его все нет. Должно быть, ошиблась стороной. Она смотрит на крытый пешеходный мост с рядом унылых окошек. Делать нечего, надо переходить.
Металлические ступени усыпаны окурками. Непонятная вонь – пот? лисья моча? что-то другое? Не разберешь. В длинном желобе моста пусто. Внизу пролетают машины. Их шум как шум прибоя. Она ступает неслышно.
Выходит с южной стороны. Здание здесь точно такое же – галерея из дымчатого стекла. Такая же вывеска “Закусочная”. Над крышей – щит “Эссо”. Но не слышно гула сушилок. Тишина. Даже дождь и тот перестал. И при взгляде на стоянку у нее подгибаются ноги. Еще чуть-чуть – и упала бы.
Все места на парковке пусты, кроме одного. По краю площадки светят фонари.
Старый синий “вольво”.
Один на площадке.
Номер она помнит наизусть.
На этой стороне все закрыто. Двери-вертушки неподвижны. Ни души кругом.
Она спешит к машине, высматривает их сквозь ветровое стекло. Не засада ли? Что-то не то с машиной – помыли? Сияет как новенькая, бамперы отполированы до блеска, ни следа ржавчины. А багажник на крыше – неужто новый? С каждым шагом подозрения крепнут. Машина пуста. Она заглядывает в правое окно. Никого.
На серой обивке ни пятнышка. На пассажирском сиденье атлас автомобильных дорог Великобритании. Что-то не так. Машина чище, чем в день покупки. Она дергает за ручку, без всякой надежды, но дверь, щелкнув, открывается. Она садится в машину. Та пахнет как модель с выставки. Пробег обнулен. Ключ торчит в зажигании, на нем болтается брелок с эмблемой автосалона. Что происходит? Где они? Она сидит в машине, задумалась. Поглядывает в окно на пешеходный мост. Вслушивается в шум машин, похожий на шум прибоя.
От запаха новой машины слезятся глаза – у нее аллергия на химикаты. Щиплет веки, тушь течет. Она поворачивает солнцезащитный козырек, но зеркальца с внутренней стороны нет, однако на бежевой обивке что-то нацарапано шариковой ручкой. Зеленые чернила, прямой почерк. “Дорогая Кэт, – читает она, – планы поменялись. Поезжай по карте на Викаридж-лейн. Ждем тебя”. И подпись: Фрэнсис, и три поцелуя.
Атлас открывается в нужном месте – уголок страницы загнут. Маршрут намечен желтым: надо свернуть с шоссе и ехать в какой-то Одлем. Чешир. Что за ерунду он придумал?
Оставив на северной стороне свою машину, она садится в “вольво” и мчит на юг по маршруту, который он ей начертил. На А500. На запад. Мимо Бартомли, мимо Чорлтона. Названия на карте диковинные, незнакомые: Хоу, Уолгертон, Хэнклоу. На счетчике пробега восемнадцать миль. Осталось еще пять-десять, она почти на месте. На перекрестке надо свернуть. Там они и ждут, в конце длинного проселка.
