Когда я распахнул веки, Кэссиди стояла, опустив наушники на шею. Она жестом показала мне снять свои. Меня ошеломила тишина происходящего. Погрузившись в музыку, я совершенно позабыл о том, что никто не слышит мой саундтрек, и даже не осознавал, как мы выглядим: сотни незнакомцев, танцующих в абсолютной тишине.
Мы отжигали так где-то с час, пока наше выступление не начало больше походить на спектакль, чем на флешмоб. Никто из нас не готов был еще возвращаться домой, поэтому мы поехали в Санта-Монику и поужинали в старомодной закусочной. Затем прогулялись по променаду, выдумывая смешные и трагические истории из жизни парня в костюме банана. Вечером Лос-Анджелес словно превращается в совершенно другой город – красочный, таинственный и драйвовый. Я молчал, потому что мы много ходили пешком и я не знал, сколько еще продержусь.
Нога совсем уже разболелась, когда Кэссиди сжала мою ладонь и предложила:
– Пойдем посидим на скамейке, посмотрим на народ.
– Звучит заманчиво, – согласился я.
Тоби с Остином нырнули в книжный магазин в поисках графической новеллы, которую не смогли найти в «Барнс энд Нобл», а мы с Кэссиди присели их подождать. Я думал, мне неплохо удавалось скрывать беспокоящую меня боль, но, видимо, чем-то выдал себя, поскольку Кэссиди вздохнула и строго на меня посмотрела.
– Ты мог бы сказать, – сердито заметила она.
– Я в порядке. – Ложь.
– Нет, ты хочешь, чтобы все думали, что ты в порядке. Это разные вещи.
Я пожал плечами, ничего не ответив. Кэссиди немного дрожала, и я притянул ее к себе.
– Как думаешь, они вместе? – тихо спросила она, прижавшись теплой щекой к моей шее.
– Кто?
– Тоби и Остин.
Я слегка завис. Мне подобное и в голову не приходило.
– С чего ты это взяла?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – У меня сложилось такое впечатление. Но я могу ошибаться. Остин не очень похож на гея.
– А Тоби похож? – И только задав этот вопрос, я понял, что он риторический.
Мысль о том, что Тоби – гей, была непривычной и странноватой, но не лишенной смысла. Но меня она не тревожила. Мы в детстве постоянно ночевали друг у друга, и я никогда не испытывал дискомфорта. Как бы то ни было, Тоби всегда останется Тоби. Нашим бесстрашным капитаном.
Вскоре Тоби с Остином вышли из магазина.
– Нам пора возвращаться, – сказал я, боясь, что они захотят пройти еще пару миль.
По дороге к «Киту ошибок» Кэссиди бросала на меня искоса обеспокоенные взгляды. Наверное, ждала, что я попрошу Тоби подогнать машину. Черта с два я бы об этом попросил.
– Я сяду сзади! – заявил Остин. Залез на заднее сиденье, вытянулся на нем и сложил руки на груди. – Не будите меня.
Тоби закатил глаза.
– То есть я буду рулить, а вы все спать? Нет уж, засранцы. Фолкнер, садись спереди.
А я уже тоже занял местечко и нацелился вздремнуть. Во сне бы не ощущалась ноющая боль в колене.
– Лучше я составлю тебе компанию, – отозвалась Кэссиди, перебираясь на пассажирское сиденье.
Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида. Благодарно посмотрев на нее, я укрыл колени толстовкой и, глядя на многолюдные улочки вдоль шоссе, задремал.
20
В ВЫХОДНЫЕ КЭССИДИ повела меня затовариваться в магазин подержанной одежды. Он находился в двух кварталах от большого элитного молла, среди магазинчиков виниловых пластинок и вегетарианских ресторанов. Я десятки раз проезжал мимо этого местечка, но ни разу не подумал остановиться и осмотреться.
Тут везде стояли чудны́е скульптуры, которые Кэссиди называла «художественной инсталляцией». В частности, одна такая художественная инсталляция была сделана из ржавых бочек, и я заметил, что неплохо бы им ее деинсталлировать. Кэссиди рассмеялась. Ее волосы были распущены – как я больше всего люблю – и падали на плечи свободной волной. И она надела сапожки с высоким каблуком, из-за чего стала выше. Так ее было удобней держать за руку, и она почему-то казалась ближе и более досягаемой.
Кэссиди затащила меня в тесный магазинчик, ломившийся от завалов подержанной одежды. Я без особой охоты просмотрел на вешалке-стойке футболки, больше разглядывая присутствующих здесь людей, нежели вещи. За кассой стояла блондинка с дредами и кольцом в носу, а возле примерочной – азиат с тату-рукавами и растянутыми мочками ушей.
– О боже! Это супервещь! – воскликнула Кэссиди, показывая мне синее безобразие с перьями: то ли пальто, то ли халат, черт его разберет.
– Нет, – отрезал я.
– Примерь! – потребовала она и тут же со смехом вернула этот ужас на место.
Вскоре стало понятно, что Кэссиди прикалывается надо мной, выискивая самые страшные шмотки.
– Это обычная черная футболка, – сказала она, глядя на вещь, которую я держал в руках. – Ну давай же, Эзра, я не буду делать это за тебя. Прояви свою индивидуальность! Застегнутые на все пуговицы рубашки и мешковатые джинсы не для тебя.
Я опустил взгляд на черную футболку, осознав: Кэссиди привела меня сюда не для того, чтобы купить мне парочку новых джинсов. Она решительно настроена помочь мне разобраться в том, кем я хочу быть теперь, когда сижу за столом с командой по дебатам, участвую во флешмобах и тайком пробираюсь в лекционные аудитории университета. Она права. Если я больше не хочу тусоваться со своими бывшими друзьями, то мне, наверное, не стоит одеваться как раньше. Тем более что за лето я сильно похудел и вся одежда из моего шкафа стала мне велика.
– Есть предложения? – задал я безобидный для себя вопрос.
– Хм-м. – Кэссиди медленно обвела меня взглядом с ног до головы, будто наслаждаясь одной ей известной шуткой. – Как насчет кожаного пиджака?
Когда я вывалил на стойку у кассы ворох одежды, девушка с дредами улыбнулась.
– Шикарный пиджак, – пробила она его. – Советую носить его с черными джинсами.
– Так и сделаю. – Я достал кредитку.
– Но только ни в коем случае не с этой рубашкой, – засмеялась она, продолжая пробивать мои вещи и засовывать их в пакет.
– Точно не хочешь взять себе тот перьевой халатик? – поддразнила меня Кэссиди, садясь в машину.
– Точно. Если возьму, боюсь, Тоби обзавидуется.
– Ты прав, – согласилась она.
В ожидании моего места на парковке, зад моей машины подпирал другой автомобиль. Я еле смог выехать.
– Ну вот серьезно, – проворчал я, – почему в мире столько тупых водил?
– Ты занял место под деревом. Может, он «шаттенпаркер», – отозвалась Кэссиди, включив радио. Понажимала на кнопку настроенных волн и, получив три коммерческих радиостанции кряду, сдалась.
