Кэссиди сказала, что мы похожи, и я ей почти поверил. Она заставила меня почувствовать себя так, словно я спасаю ее. Но чем больше я размышлял над этим, тем больше задавался вопросом: почему она просто не выиграла турнир? Не доказала всем раз и навсегда, что она – непобедимый чемпион? Хотя важно ли все это? Ведь каждый раз, закрывая глаза, я представлял себе уютно устроившуюся на моем плече Кэссиди, вспоминал тепло ее ног и нежность кожи. И надеялся, что из всего того, что я желал, но не мог получить, Кэссиди станет единственным исключением.
18
ВЕЧЕРОМ Я сидел за столом, правя пробное сочинение по «Гэтсби». В парке Мэдоу-бридж давно уже горели фонари, их свет озарял жимолость и выхватывал из темноты светоотражающие полоски на кроссовках бегунов. Я подумал о Кэссиди с ее фонариком и о том, как стоял у окна, ожидая, когда ее комната погрузится во тьму. Фрэнсису Скотту Фицджеральду это пришлось бы по душе.
Купер поскуливал, прося внимания. Улегшись на мои стопы, он грыз жевательную косточку, держа ее вертикально в лапах, точно курительную трубку. Я наклонился и погладил его. Он вздохнул.
– Ты прав, – сказал я. – Знаю. Я безнадежен.
Я потянулся к выключателю настольной лампы и подал сигнал: «Привет».
В спальне Кэссиди тут же погас свет и зажегся фонарик.
«Прости».
– Она извиняется, – передал я Куперу, поскольку он азбуку Морзе не понимал.
Он поднял морду, словно говоря: «Но ты же знал, что так и будет, старина».
Фонарик Кэссиди снова мигнул.
«Прости меня».
На этот раз я с ответом не тянул:
«Всегда».
На следующее утро мама разбудила меня слишком рано.
– Эзра, – взволнованно позвала она, заглянув в мою комнату. – К тебе пришли.
– Мм-фм, – промычал я. – Сколько времени?
– Девять. Милый, в последнее время ты так устаешь. Может, мне позвонить доктору Коэну?
В сонном разуме мелькнула мысль: нужно прекращать говорить «я устал», когда хочу подольше поторчать в своей комнате.
– Я допоздна писал сочинение.
– Понятно. Тебя внизу ждет очень милая девушка. Она хочет, чтобы ты позавтракал со своими друзьями из команды по дебатам.
Я резко сел.
– Здесь Кэссиди?
– Я оставила ее в кухне с твоим отцом. Она просто красавица, милый. А ее родители – доктора.
Ожил один из моих самых страшных кошмаров: пока я спал, родители внизу мучили девушку, которая мне нравится, вопросами, чем ее предки зарабатывают на жизнь.
Пять минут спустя я влетел в кухню, застегивая на ходу рубашку. Кэссиди сидела на полу и чесала Купера за ушами.
– Привет! – радостно сказала она. – Ты забыл о завтраке с командой?
– Упс, – состроил я для родителей смущенное лицо. Никакого завтрака с командой и в помине не было.
– Можно нам взять с собой Купера? – спросила Кэссиди.
Пес заинтересованно поднял голову.
– В кафе? – ужаснулась мама.
– Конечно же, нет, миссис Фолкнер. Ребята придут ко мне есть оладьи. Наша домработница не против. Мой дом на той стороне парка.
– Ну тогда, наверное, можно, – с сомнением произнесла мама.
Как только мы оказались на крыльце – Кэссиди с поводком в руке, – я вопросительно поднял бровь.
– Что происходит?
– Ты мне не поверил? – Невинно округлила она глаза. – Ох, Эзра, ты меня обижаешь.
Мы пошли к воротам, которые вели в парк. Купер с гордым видом бежал впереди, держа в зубах поводок, он был страшно доволен собой.
– Кстати, в моей сумочке есть солнцезащитный крем. Если он тебе нужен. – Кэссиди придержала створку ворот.
– Зачем он мне?
– А разве я не сказала? Мы отправляемся на поиск сокровищ.
– Вообще-то, ты сказала, что мы будем есть оладьи с командой по дебатам. У тебя дома.
– Так это же кодовое выражение, означавшее: «Мы идем на поиск сокровищ». Потому мы и взяли Купера. Он будет нашей ищейкой.
Она свернула вправо, на дорожку, ведущую к туристическим тропам.
– Хорошо, – сдался я. – Давай свой крем.
Кэссиди выудила его из сумочки, и я намазался им, пока она играла с Купером. Пес поглядывал на меня многозначительно: «Значит, это та самая девушка, старина?»
– Ты отвечаешь за наш маршрут, – заявила Кэссиди, сунув мне свой мобильный. – Не закрывай приложение, а то нам придется начинать все заново.
Кэссиди повела меня вперед, объясняя по пути, что мы играем в геокэшинг – то есть ищем тайник, а точнее – маленький контейнер. Такие тайники есть по всей стране, и, чтобы их найти, нужно разгадать головоломки.
– Иногда контейнеры пусты, а иногда – наполнены ценными предметами, – рассказывала Кэссиди. – Однако если ты забираешь какую-либо вещь, то должен оставить что-то взамен.
– Закон сохранения геокэшинга, – пошутил я.
– Именно так, мистер Сила-есть-ума-не-надо, – улыбнулась Кэссиди. Ее рыжие волосы полыхали на солнце. Возле уха белело пятно солнцезащитного крема.
– Постой, – протянул я руку к ее лицу. – У тебя крем на щеке.
– Вытер?
– Еще больше размазал.
– Пофиг. Зато я не измазала кремом волосы, – намекнула она на меня.
– Это не крем. Это я поседел из-за тебя.
Я вел Кэссиди по туристическим тропам, рассказывая ей истории о невидимом мире, который мы с Тоби выдумали в детстве. Тайник мы нашли за шатающимся кирпичом в дальней стене католической церкви. В нем лежала куча дешевых безделушек. В основном игрушки из детских наборов, которые продаются в закусочных. Однако значение имело не то, что лежало внутри найденного контейнера, а то, что мы действительно нашли зарытый клад.
И я понимал, что Кэссиди этой прогулкой заглаживала свою вину. Что этим приключением она извинялась за инцидент на турнире. Ведь простое «прости» – слишком банально для такой девушки, как Кэссиди Торп.
– Запись оставлять не будешь? – спросил я, приподняв в руке ее мобильный. В нем только что проиграла короткая поздравительная мелодия, после чего появился список имен.
– Зачем?
– Чтобы те, кто найдут тайник после нас, знали, что мы здесь были.
Эти слова мне самому показались довольно глупыми, но у Кэссиди вспыхнули глаза.
– Хмм… – Она выхватила у меня телефон и начала что-то строчить.
– Моя очередь. – Я вернул себе мобильный. И нахмурился, глядя на ее надпись. – Кто такой Оуэн?
– Мой брат. Видел фото на заставке в моем телефоне? Мы любили пошалить над вселенной.
