Учительница, клюя носом, пошла в комнату отдыха тренеров, а мы – в столовую, чтобы оставить у нашего стола вещи и ждать информации по следующему раунду. Девушки отправились в туалет наводить марафет, а Тони побрел в тихий уголок столовой, показав мне следовать за ним.
– Итак, – многозначительно произнес он с такой улыбкой, будто поймал меня с поличным. – Вы теперь вместе?
Я машинально кинул взгляд на наш стол, хотя девушки еще не вернулись из туалета.
– Не знаю, – ответил правдиво. – Возможно.
– Во всяком случае, вы ведете себя именно так.
Он был прав, мы действительно вели себя так. На моем плече, прильнув ко мне, как после секса, всю ночь спала девушка. Девушка, в которую я был влюблен и которую ни разу не целовал. И я не знал, что и думать об этом.
– Если мы вместе, тебя это будет нервировать? – спросил я.
– Ну, бесноваться от ревности я точно не буду, не переживай, – ухмыльнулся Тоби, но увидел, что я совершенно серьезен. – Честно? Я знал, что все к этому идет. Она в тебя влюблена.
– Уверен?
– Нет, я просто хочу, чтобы ты выставил себя дураком и был отвергнут впервые в жизни. Я как тот пресловутый страус, который закопает тебя в грязный песок.
– Вообще-то, страусы сами прячут голову в песок, а не закапывают в него кого-то, – заметил я.
– Я проверял, мой друг, не потерял ли ты разум.
Ответить я ничего не успел, так как дали информацию по третьему раунду и все рванули к дальней стене, чтобы ее прочитать. С трудом протолкавшись вперед, мы нашли в турнирной таблице свои фамилии и заучили номера кабинетов для выступлений, несколько раз пробормотав их себе под нос.
Мы возвращались к столу, когда Кэссиди схватила меня за руку. Ее лицо было предельно серьезным, и она не надела гриффиндорский галстук.
– Дали инфу по третьему раунду, – кивнул я на стену. – Я подожду тебя, чтобы мы могли пойти вместе.
– Эзра, нам надо поговорить. Прямо сейчас.
И я сразу понял: мне вряд ли понравится то, что она скажет. Мы вышли из столовой во внутренний двор. Кэссиди остановилась у мозаичной стены, изображавшей солнечный день на пляже. В школе такое смотрится как издевка. Кэссиди явно нервничала, и это не предвещало ничего хорошего. И она все еще молчала. Меня вдруг охватило неприятное чувство страха.
– Ты можешь сказать мне. Все, что угодно.
Кэссиди убрала распущенные волосы за уши. Со свободно спадающими прядями она почему-то выглядела более юной и уязвимой.
– Ты пойдешь не на свой раунд дебатов, а на мой, – произнесла она. – Я поменяла нас местами.
Чего-чего, а такого я совершенно не ожидал услышать. И нахмурился, не понимая, что происходит.
– Ты соревнуешься за меня, – объяснила Кэссиди. – Судьи видят не наши имена, а числа, поэтому вчера я отправляла тебя на свои раунды, а сама шла на твои.
– Постой-ка, – сказал я, когда до меня наконец дошло, о чем она говорит, – мы что, все это время жульничали?
– Нет! – пылко воскликнула она. – Просто… Я покончила с соревнованиями, Эзра. Ушла из них, а ты меня сюда вернул. Поэтому я нашла выход: если ты выступаешь за меня, то вроде как меня тут и нет.
– Ясно, – протянул я. – Но если я соревнуюсь за тебя, то ты соревнуешься за меня. А это – жульничество.
Кэссиди покачала головой.
– Я проиграла в первом раунде, поэтому никто из нас не дойдет до финала.
– И все равно это аморально. Даже если никто из нас не выиграет. Получается, я должен весь день соревноваться за тебя?
– Получается, что да. – Кэссиди упрямо вздернула подбородок.
А потом вся ее напускная храбрость спала, как шелуха. Сначала поникли плечи, затем наполнились слезами глаза.
– Прости, – прошептала она. – Мне жаль, что ты узнал об этом таким образом. Я не хочу быть здесь, участвовать в турнире. Я думала, ты меня поймешь.
– Возможно, я бы понял тебя лучше, если бы ты рассказала мне, что с тобой происходит. – Говорил это и сам знал, что она мне ничего не расскажет. Во всяком случае, не тут, возле нелепого мозаичного пляжа, в окружении снующих туда-сюда подростков в костюмах, и не тогда, когда алкоголь еще не выветрился из организма.
– Пожалуйста, Эзра.
Я вздохнул, глядя на нее. Лицо Кэссиди было бледным, глаза – влажными.
– Прости, – повторила она шепотом. – Но ни ты, ни я не можем вернуть назад сделанного. Ты вписал меня в турнирный лист. Я поменяла нас местами. Подыграй мне, и мы будем квиты.
– Мне плевать, будем мы квиты или нет, – сказал я. – С тобой что-то происходит.
– Ничего со мной не происходит, – резко ответила Кэссиди. – Помнишь свою первую учебную неделю? Как все пялились на тебя и тебе хотелось только одного – исчезнуть. То же самое я чувствую сейчас здесь. Потому и веду себя так. Я думала, ты меня поймешь. Думала, мы с тобой похожи.
– Так и есть. – Интересно, как у нее это получилось: секунду назад я расстраивался, а теперь уже утешаю ее. – Ты права, прости. Просто… дай мне минуту подумать.
Я никогда не использовал «Клифф-ноутс», не списывал домашнюю работу у друзей, не покупал доклады и рефераты по Интернету. Я был безнадежно порядочным в отношении подобных вещей. Кэссиди поступила плохо, но противники для предварительных раундов выбирались рандомно, и если никто из нас не дойдет до финала, то случившееся не будет иметь никакого значения. Мы не занимаем чье-то место и не пользуемся несправедливым преимуществом, чтобы пробиться вперед. Мы просто заменяем друг друга. Если уж на то пошло, то происходящее можно назвать «порядочным жульничеством». И если Кэссиди вынудила меня жульничать, то пойти на это вынудил ее я.
– Нужно довести дело до конца, – наконец произнес я. – Если мы снова поменяемся местами, то можем оказаться на раунде с тем, с кем уже дискутировали. Это будет катастрофой.
– Я знала, что ты сделаешь это для меня, Эзра. Знала, что ты меня поймешь. – Кэссиди обняла меня, притянула к себе и уткнулась лицом в мою грудь.
В тот момент мне верилось: когда-нибудь она решится поделиться со мной тем, что с ней происходит. И в чем бы дело ни заключалось, все, наверное, будет не настолько ужасно, как рисует мое воображение.
Тоби я о нашем жульничестве не рассказал. Тем утром мы с Кэссиди пошли на раунды друг друга и вели себя как ни в чем не бывало, словно самое важное, что между нами случилось, – ночевка на одной постели.
Днем дали информацию по финальным раундам. Никто из нас в финал не прошел. Все потрясенно уставились на Кэссиди, вопрошая, кто же это победил непобедимую Кэссиди Торп. В ответ она лишь молча улыбалась, будто знала отличную шутку, которой жаль было делиться с остальными.
Однако ей пришлось поделиться этой шуткой со мной, потому как она напрямую касалась меня. Вот только я не находил в ней ничего смешного.
