– Мне очень жаль, Василий, – сказал Зигель и потянулся, чтобы дотронуться до его руки.
А Кутов вдруг расцвел. Широкая улыбка расколола его лицо.
– И каждый день я благодарю небо, что я не с этой сукой! Все с облегчением рассмеялись.
– Итак, если бы не война. – Кутов еще немного подумал. – Если бы не война, я все еще был бы со своей женой и тремя детьми, Машей, Соней и Петей. Я был бы плохим отцом, кричал на них. Я бы все еще работал связистом, а по выходным удил рыбу в проруби. И если бы не война, мне не было бы оправдания. – Он снова замолчал.
– Оправдания? – спросил Болон.
Кутов опрокинул в себя очередную порцию водки и налил еще. Потом резко встал.
– Если бы не война… – Он задрал рубашку, обнажив бочкообразную грудь. Живот его покрывали черные шрамы. – Это за кражу коровы. Один фермер в Польше.
– И где сейчас этот фермер? – поинтересовался Болон.
Кутов ткнул пальцем в землю.
– Му-у, – замычал Зигель. – Отлично, полковник! Отлично.
Кутов передал бутылку Болону.
Льюис не мог определить, что представляет из себя француз. Явно не военный. Гражданский служащий? Ученый, быть может?
– Если бы не война, я бы сейчас не сидел в этой интернациональной компании товарищей… – начал он.
Кутов одобрил выбранное им слово и потребовал, чтобы все чокнулись и выпили.
– Товарищи!
– Если бы не война, – продолжил Болон, – я не был бы здесь, разумеется, а по-прежнему работал бы в Боне
[70]. Если б не война, я бы корпел над своей докторской. Если бы не война, я бы… все еще был с Анжель. Если б не война, я бы никогда не встретил свою жену.
– Господь дает, и Господь забирает, – сказал Зигель.
– А что с этой Анжель? – полюбопытствовал Кутов.
– Я был в Париже, когда немцы оккупировали страну. Вернуться в Боне не мог. Анжель была секретаршей в департаменте. Ей негде было жить…
– Все понятно, Жак… все понятно, – сказал Зигель.
Зигель набрался больше всех, но Льюис и сам чувствовал, что если встанет, то упадет. Тем не менее он позволил русскому налить ему еще. Водка прекрасно притупляла чувства.
– И где эта Анжель сейчас? – спросил Кутов.
– Ее арестовали. Мой профессор донес на нее немецким властям. Она была еврейкой. После этого я ушел из университета. Но… встретил свою жену. Вот так. Comme зa… Пока хватит.
Болон передал бутылку Льюису:
– Полковник Морган. Вижу, вам есть что порассказать.
О да, еще как. Как и у других, война прошлась по его жизни тяжелым катком, но говорить об этом он не мог. Ни за этим, ни за каким другим столом. Он не испытывал желания сравнивать шрамы и последний час дымил как паровоз, пытаясь спрятаться за завесой дыма.
– Полковник?
Он передал бутылку Урсуле:
– Прошу прощения. Я пропускаю ход. Ваша очередь, фройляйн.
– Вы должны сказать хоть что-нибудь, полковник. Что угодно.
– Не сейчас, – отказался он. – Говорите вы.
Урсула положила руку на бутылку.
– Если бы не война… я бы все еще была замужем. У меня могли быть дети. Я бы все еще преподавала в Рюгене. Я бы не потеряла брата. Если бы не война, мне не пришлось бы идти пешком по замерзшему морю.
– Вы убегали от нас? – встрял Кутов.
Урсула кивнула.
Он засмеялся:
– Думаете, англичане будут обращаться с вами лучше!
Урсула взглянула на русского:
– Да.
– Они не пережили того, что пережили мы, – сказал Кутов. Гордость того, кто пострадал больше всех, вышла наконец наружу.
– Есть вещи, которые даже война не оправдывает, полковник. Что бы вы ни пережили.
– Продолжайте, фрау Паулюс, – сказал Зигель.
– Если бы не война, мне бы не пришлось идти пешком от Рюгена до Гамбурга. И видеть… каким жестоким может быть человек. И каким… добрым.
– Подробности, фройляйн, подробности! – потребовал Кутов.
Урсула вперила в русского жесткий взгляд, будто именно Кутов терзал ее день и ночь. Казалось, он почти гордился тем, что вызвал ее негодование.
– Если бы не война, я бы не увидела жестокости русских солдат, изнасиловавших пожилую женщину, а потом забивших ее до смерти. Если бы не война, я бы не узнала доброты их командира, убедившего своих подчиненных пощадить меня и отпустить.
Кутов тут же отмахнулся:
– Считайте, что вам повезло.
Еще одно состязание взглядов между Урсулой и Кутовым, которое выиграл русский – улыбнулся, а потом рассмеялся. Но остальные в этот раз не засмеялись вместе с ним. Льюис был рад, что рекомендовал Урсулу на должность переводчика в Лондоне и что она приняла предложение. Еще месяц в компании с Кутовым – и дело наверняка закончится международным скандалом.
Зигель попытался продолжить:
– Итак, полковник, у вас теперь несправедливое преимущество перед всеми нами. Мы ничего не знаем о вас.
Льюис побарабанил пальцами по столу:
– Я бы хотел пойти спать. Нам рано вставать.
– Ну же. Неужели все настолько плохо, полковник? – уговаривал Зигель.
– Эта игра не по мне, джентльмены.
Взвинченная перепалкой с Кутовым, Урсула раздраженно повернулась к Льюису:
– Вы послушали всех нас, и будет только справедливо, если вы тоже что-нибудь расскажете.
– Правильно, – согласился Зигель, хлопнув по столу. – Вы должны выложить что-нибудь на стол, полковник. Каждый из нас обнажил душу. Фэйрплей и все такое.
Урсула взяла бутылку и поставила перед Льюисом. Он посмотрел на нее, но не взял. Урсула нетерпеливо схватила бутылку.
– Ну хорошо. Как ваш переводчик, я переведу за вас. Думаю, я знаю, что сказал бы полковник.
Она взглянула на Льюиса, и ему вдруг захотелось забрать бутылку у нее из рук.
– Если бы не война, полковника Моргана здесь не было бы, и он не предложил бы мне работу, и я бы не собиралась в Лондон. Так что спасибо вам за это. Если бы не война, полковник Морган мог бы жить тихо и спокойно где-нибудь в Англии или в Уэльсе. Не знаю. Если бы не война, полковник Морган мог бы проводить больше времени со своей семьей. Если бы не война, он не потерял бы сына и не загружал себя работой, чтобы не думать об этом. Хотя сын здесь, у него в сердце.
И Урсула переставила бутылку от Льюиса в середину стола.
Кутов захлопал. Зигель одобрительно кивнул.
