– Почему ты решил встретиться здесь? – спросил я.
– У меня сегодня выходной, и я приехал сюда навестить старого друга, – ответил Джамаль, а чуть погодя, добавил: – Мальчик мой, я слышал, ты скоро едешь домой. Это правда?
– Да. Я скопил денег на самолет. Правда, пока еще не определился с датой.
Лицо Джамаля скривилось в улыбке.
– Окажешь мне услугу? Нужно отвезти конверт одному человеку в Танжере.
– А что в нем?
– Деньги.
– И что мне с ними делать?
– Просто передать. Больше ничего.
– Это законно?
– Передавать деньги? Конечно, законно.
– Ты ведь не спонсируешь терроризм?
– Нет. Я же тебе говорил, я неверующий. Я – человек мира. А террористы все чокнутые.
– Тогда для кого эти деньги?
– Для таких же, как я. Хочу помочь людям встать на ноги.
– И откуда они взялись?
– От одной благотворительной организации в Сен-Дени.
– Что ж, ладно.
Я задумался о том, как полечу на самолете. За всю свою жизнь я летал только однажды – когда мне было три года, мать возила меня в Париж. По крайней мере так мне рассказывали.
– Тебе удалось почитать книгу, которую я тебе дал?
– Коран? Нет. Ты ведь сказал, что ты неверующий.
– Я-то нет. Но благотворительная организация работает при поддержке какого-то религиозного учреждения. – Джамаль снова улыбнулся. – Ну и ради твоего же блага, мальчик мой. Во имя образования. Мы должны понимать то, во что не верим.
– Хорошо. Только я не очень люблю читать.
Джамаль поднес к лицу чашку кофе и посмотрел на меня.
– Не знаю, кто встретит тебя в Танжере, – сказал он. – Я с ними незнаком.
– Джамаль, ты никого не знаешь за пределами Парижа.
– Пусть так. Но что, если он окажется религиозным? Вот тебе еще одна причина, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, во что он верит. Просто из вежливости.
– Ладно. Попробую.
Дело было не только в том, что Джамаль никогда не выезжал за пределы Парижа – нет, он и за пределы Сен-Дени выбирался раз в год. Но в его взгляде я видел искреннее беспокойство. И, может, немного стыда – за то, что в силу исторических обстоятельств он мог позволить себе лишь такую ограниченную жизнь. Мне казалось, будто я разыгрываю роль в какой-то старинной пьесе, по сюжету которой недалекий дядюшка, исполненный страхов и тревог, отправляет в дорогу молодого племянника.
Мы встретились глазами и несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Кажется, я уже говорил, но Джамаль – и вправду хороший парень. Положив руку ему на плечо, я сказал:
– В пятницу я устраиваю вечеринку. В честь дня рождения. Придешь?
– А где она будет?
Как только я ему сказал, стало ясно, что ничего не получится. Он никогда не поедет во Второй округ.
– У меня в тот день могут быть дела. Посмотрим.
Дела, как же… Конечно. Я и забыл, что в Медине-сюр-Сен постоянно кипит жизнь: коктейльные вечеринки, приемы…
– О’кей, – отозвался я. – Смотри по ситуации.
Когда я вернулся домой, в квартире вместе с Ханной сидела незнакомая женщина.
Она поднялась мне навстречу и с улыбкой заговорила по-английски:
– Привет! Меня зовут Жасмин Мендель. Ты наверняка обо мне слышал.
Она протянула мне руку, и я ее пожал.
– Я приехала на твою вечеринку.
– Что, прости?!
– Да-да. Когда Ханна мне обо всем рассказала, я поняла, что такое пропускать нельзя!
У женщины были каштановые волосы. Она улыбалась во весь рот и излучала энергию, словно мощнейший генератор – вроде того, что все время гудит у ворот нашей медины, рядом со знаком дорожных работ, которые никогда не заканчиваются. Мне она сразу понравилась, но я боялся, что она надо мной смеется.
– Дорогой, все в порядке, не переживай. Если честно, дело было так: недавно я взяла отпуск и, как любая нормальная американка, собиралась поехать в Париж. Я его обожаю! На днях мне написала Ханна, и вот сегодня мы наконец встретились.
– То есть дело не только в моей вечеринке?
– Нет, не волнуйся. Но праздник ведь будет, да?
И праздник был. Мы встретились у тапас-бара на рю Вивьен, как я и планировал. Зайдя внутрь, я словно очутился в пещере – стены там были сделаны из голого камня. Сначала мы сидели вчетвером: я, Жасмин, Ханна и Джулиан Финч – мужчина, с которым моя хозяйка постоянно ходила обедать. Хасим и Джамаль так и не объявились, но Ханна пригласила еще кое-кого: француженку Флоранс и какого-то немца по имени Лео – оказалось, оба работали в той самой библиотеке, где она слушала рассказы старушек. В итоге нас собралось шестеро – немного, конечно, но все-таки лучше, чем никого. К тому же еда оказалась отличной, и все нахваливали местное вино, но я все равно пил пиво.
Жасмин сгорала от любопытства – ей хотелось знать про нас все-все. Она задавала кучу вопросов, пытаясь выяснить, как мы познакомились. Кажется, ее особенно интересовал англичанин Джулиан: когда нас посадили за столик с горящими свечками, она пристроилась рядом с ним.
Хотя ему было уже за сорок, Джулиан держался со мной по-дружески, даже на равных – и вовсе не так, будто Ханна вывела в свет какую-то экзотическую зверушку. Он расспрашивал меня о доме и о колледже и, судя по всему, сам кое-что знал про Марокко. Потом выяснилось, что он бывал в Фезе и Марракеше и теперь хотел бы съездить в Танжер.
Время от времени Ханна с тревогой поглядывала на Жасмин и Джулиана, но я так и не понял почему.
Я с интересом наблюдал, как напивались мои немолодые гости. За свою жизнь они настолько привыкли к вину, что, наверное, даже не замечали, как меняется их поведение. Спустя одну-две бутылки мы заказали десерт, а потом Флоранс и Лео объявили, что им пора. Они пили меньше всех. Я уже собирался за всех заплатить, – в конце концов, вечеринка была моя, – но Ханна напомнила, что сама пригласила Флоранс и Лео, а значит, они считались ее гостями. А потом Джулиан предложил заплатить за меня самого – в качестве подарка на день рождения. В итоге получилось, что я почти ничего не потратил. Мы поймали такси до Бют-о-Кай, и за него расплатилась Жасмин, роняя купюры на асфальт.
По случаю праздника Ханна разрешила мне покурить прямо в квартире, и я с удовольствием приговорил косяк с лучшей травкой Джамаля, надеясь, что таким образом поравняюсь в опьянении с гостями. Жасмин тоже сделала хорошую затяжку.
Вскоре мы почему-то заговорили про французский язык и сложности, с которыми сталкиваются люди при его изучении. Джулиан вспомнил, как однажды, когда он только приехал в Париж, кто-то пригласил его в гости, кратко пояснив: «sans vin»
[53].
